Потомок Одина

Пара суток слилась в одни. Хирка ходила из одной подозрительной пивной в другую, пока не нашла того, кто ей требовался – странника с такой же татуировкой, как у отца, в халате с изображением длинного колокольчика на руке. Но больше этот худой мужчина с холодными глазами ничем не походил на папу. Он забрал все монеты, что у неё остались, и сделал вид, что оказал ей услугу. Мужчина хотел дать ей опу в придачу, но Хирка ушла, не ответив на его предложение.

Зато она добыла золотой колокольчик, и никто не станет интересоваться, где она его взяла. Иногда, сидя у ложа хёвдинга, она ненадолго засыпала. Она дала ему столько золотого колокольчика, на сколько у неё хватило смелости, но лихорадка не проходила. Рана оставалась раздражённой и красной, но, по крайней мере, температура тела хёвдинга больше не повышалась.

Каждый час она смазывала рану солнцеслёзом и зелёным жезлом. Она заставила всех слуг броситься на поиски корня илира, чтобы уничтожить паразитов и успокоить боли хёвдинга. Остатки снадобья обнаружились у Ринны, но старая повитуха не проявила большой благосклонности, когда поняла, кто и зачем его просит. Самой уважаемой врачевательнице Равнхова никогда не доводилось возложить руки на хёвдинга, и она не скрывала своих мыслей по поводу того, что его будет лечить едва достигшая ритуального возраста девочка. И если бы не мольбы Сульфрид, от Ринны они получили бы одни лишь проклятия.

Весь Равнхов ходил на цыпочках в ожидании новостей из опочивальни Эйрика, но Хирке было нечего рассказать. Только время даст ответ. Она сделала всё, что могла.

Вороны пролетели над высоким залом чёрным кричащим ковром. Хирка вздрогнула. Было рано, но ей нельзя опаздывать. Свет падал в оконный витраж, и на полу отпечатались три неровные короны. Одна из них тянулась к краю ложа и плечу Эйрика. Перед тем как уйти, Хирка удостоверилась, что ему не стало хуже. Сегодня у неё только одно дело – она покинет Равнхов.

Хирка уже придумала как. Она правильно делала, когда в последние дни одним глазом наблюдала за Эйриком, а другим – за конюшнями. Рамойя находилась здесь, и Хирка понимала, что наставница воронов не собирается оставаться в Равнхове. Ветле надо попасть на Ритуал, а значит, они скоро уедут. И верно – вчера вечером слуги унесли клетку с вороном в конюшню, где стояли повозки. Хирка также без особого труда выяснила, где Рамойя остановилась. Каждый вечер один из одетых в синее имлингов относил котелок с травяным чаем в гостевой домик на горе. Запах этого чая ни с чем нельзя было спутать.

Хирка пошла по тропинке к домику. Куро сидел у неё на плече. Он был важным персонажем в спектакле, который она собиралась разыграть. Подойдя ближе, она услышала, как Ветле поёт детскую песенку. Она улыбнулась, услышав её. В ней рассказывалось о мужчинах, которые отправились к горе Бромфьелль, чтобы убить дракона. В начале песни говорилось о двадцати мужчинах, потом их стало девятнадцать, потом восемнадцать, и в конце остался всего один. О том, справился ли последний мужчина со своей миссией, было неизвестно, потому что некому было рассказать об этом.

Хирка остановилась перед домиком. Ей предстояла тяжёлая работа. Если источником неверных представлений Эйрика о ней была Рамойя, то она по доброй воле не возьмёт Хирку с собой в Маннфаллу. Хирка должна воспользоваться недопониманием – это её единственный шанс. И она должна скрывать свои сомнения, не показывать признаков страха. Только так она завоюет авторитет, который ей сейчас нужен. Надо только поверить в то, что говоришь. Пусть даже не сразу, а через миг. Ей поможет присутствие Куро. Рамойя уважала воронов больше, чем имлингов.

Буря утихла, утро было светлым и ясным. Хирка посмотрела на Равнхов. На усадьбу хёвдинга, расположенную на плато между горными вершинами. На город под ней с косыми домами, которые клонились друг к другу под воздействием непогоды. На стену, окружающую город, на леса вокруг него, на гору Гардфьелла далеко на западе. Она будет скучать по этому месту, как имлинг, получивший во владение вещь, о которой и не мечтал, и которую вынужден покинуть. По этим выносливым имлингам. По женщинам с сильными руками, с которыми приходилось иметь дело мужчинам, если те поздно возвращались из пивных и трактиров.

Она будет скучать по постоянному ворчанию воронов в ущелье, по их громкому ежеутреннему полёту и ежевечернему возвращению. Она будет скучать даже по дождю, по ливневой воде, которая собирается в лужах на дорогах и бочках, расставленных по углам домов.

Она будет скучать даже по презрению к Маннфалле. По общему врагу. По тому, на кого можно возложить вину. Теперь она снова будет одна и ни с кем не сможет поговорить. Она должна уехать. Пока она находилась здесь, Совет уже метнул нож. Может быть, он целился в неё. В тех, кто защищает её. Этого не повторится.