Потомок Одина

Ример был потрясён. Он никогда не слышал, чтобы подобным образом о его семье говорил кто-то, кроме Илюме. Это было хладнокровное краткое изложение фактов, из-за которого любого сожгли бы на костре. Но каждое слово мастера было правдой, и он ещё не закончил.

– Это ты унаследовал голубую кровь. Это у тебя есть способность к слиянию с Потоком. Ты унаследовал её от Гесы. Геса унаследовала её от Илюме. Илюме унаследовала её от Сторма.

Сторм унаследовал её от Инга. Инг унаследовал её от…

Ример мог продолжить этот ряд на тысячу лет назад, дойдя до первого Эльдерина. Всё это он выучил ещё до того, как научился читать и писать. То, что это известно мастеру, не должно удивлять его. Свартэльд был главой Колкагг, рукой Всевидящего и Совета. Рукой более длинной, чем жизнь Римера.

– Она чуть не лишилась тебя, когда ты родился. И потом ещё раз, когда тебе было шесть. Теперь тебе восемнадцать, и она навсегда потеряла тебя.

От слов мастера Ример похолодел. Внезапно перед его глазами промелькнули яркие образы. Лёд. Холодные пальцы. Тяжёлый снег. Совсем короткое, но всё же воспоминание. Его выкопали из-под снега, и он выжил. А его родители – нет. Он испытывал отголоски горя, когда думал о них. Но горевал он скорее не о том, что помнил в действительности, а по своим воспоминаниям.

Как есть, так есть. И так было всегда. Илюме потеряла свою дочь Гесу и её мужа, но ей было позволено сохранить Римера. До сего дня.

Мастер вышел и направился по мощённой камнем тропинке вдоль обрыва. Она сливалась с другой, идущей снизу. Это место называли Вершиной долины. В Блиндболе высота была важнее, чем расстояние или направление. Они подошли к границе лагеря. У Колкагг в Блиндболе имелось несколько лагерей, но этот был самым большим и близким к Маннфалле. Вместе они составляли невидимую сеть Совета, которая контролировала весь горный край между Маннфаллой и Равнховом. Рассказывали множество историй о кровавых столкновениях между Колкаггами и воинами с северных земель, но Римеру в походах не встретился ни один из них.

Они стояли на тропинке и смотрели, как Колкагги готовятся к вечеру. Уже зажглись тысячи факелов. Они стояли на шестах у домов. В каждой из низких бревенчатых построек жило минимум четверо мужчин. У каждого из них была своя комната и общее помещение с очагом в середине дома. Больше Колкагги не владели ничем. Спали они на соломенных матрацах на полу, одежду скатывали и делали из неё подушки. Оружие. Шерстяные одеяла. Больше почти ничего.

Здесь можно полагаться только на себя и свои знания. В твоём распоряжении имелось только необходимое для выживания. Во дворце Ан-Эльдеринов – в спящем драконе – все было совершенно иначе. До того, как Ример стал Колкаггой, он никогда не голодал и не знал настоящей боли, никогда не испытывал недостатка ни в чём. И вместе с тем он испытывал недостаток во всём.

Свартэльд посмотрел на Римера.

– Ты принёс Присягу, – сказал он. Казалось, его слова произнесены не к месту, но потом Ример вспомнил, о чём они разговаривали. Об Илюме и о том, что он был её единственной надеждой. Наследником кресла. Внезапно Римеру пришло в голову, что твёрдость руки наставника была вызвана не теми причинами, о которых он думал. Мастер действительно сделал всё, что мог, чтобы Ример сдался. Чтобы не принёс Присягу, а удрал обратно в Эйсвальдр, поджав хвост. Но почему?

Потому что если с Римером Ан-Эльдерином что-нибудь случится, заплатить за это придётся Колкаггам. Это им придётся принять на себя гнев Илюме. Свартэльд предпочёл бы, чтобы Ример сидел в Совете, а не лежал мёртвый в Блиндболе.

Но он мог отказать Римеру в праве принести Присягу. Какую-нибудь причину он сумел бы найти. Это, без сомнения, значительно облегчило бы ему жизнь, но, тем не менее, мастер принял Римера.

Ример почувствовал, как по груди разливается тепло. Он что-то значил для Свартэльда и стоил проблем, которые могли возникнуть. Казалось, юноша на краткий миг смог заглянуть в сердце мастера, и это придало ему мужества. Возможно, Ример разрешит проблему, о которой думал весь день. Он дал Хирке обещание и сдержит его. Нужно попасть на дежурство во время Ритуала и при этом оставить Илюме в неведении.

– Мастер, окажите мне услугу.

Если Свартэльд и удивился, то прекрасно скрыл это. Он указал на тренировочный зал:

– Вытри свою кровь с пола. Потом приходи ко мне.

Маннфалла

Окружающий пейзаж влиял на разговоры в повозке. Во время дороги по хвойному лесу Рамойя набралась мужества и стала говорить о тайном, о том, что не предназначено для чужих ушей. О том, что имлинг не всегда может выбирать свой путь, который, судя по всему, предопределён. Что однажды утром имлинг просыпается и спрашивает себя, где он был, когда совершался выбор. Как будто он пропустил судебное разбирательство, но получил приговор. Слова Рамойи выдавали потребность приуменьшить роль, которую она играла в остром конфликте между Равнховом и Маннфаллой. Хирка слышала шёпот отца из Шлокны.