Князь Святослав поднялся сегодня раньше обычного, ещё до зорьки, до первых петухов. Что-то не спалось. Умылся. Оделся.
— Ты куда в такую рань собрался, сокол мой ясный? — приподнявшись на локте и зевая, спросила заспанная жена. — Аль тревога какая?
— Да нет, спи, — только и ответил князь.
Ясная ночь бодрила душу и тело. Князь легко запрыгнул на своего пегого скакуна, подаренного баскаком Содномом, взял с собой нескольких кметей[29]
и решил прогуляться по полю и лесу, подышать свежестью раннего утра, посмотреть, как отдыхают его верные подданные, не беспокоит ли кто их сон. «Дети княжеские» — так любовно называл Святослав жителей своей земли. Он князь и в ответе перед Богом и совестью за каждого, кто бы тот ни был: боярин родовитый, холоп[30] или смерд. Он князь и должен защищать их от татарина лихого или жидовина-обдиралы: всякого сброду здесь появляется непрошено. И «дети княжеские» отвечают ему взаимностью, мало в княжестве предателей, голову за повелителя своего большинство готовы сложить не задумываясь, на добро добром отвечают.Зорька ещё только слепо пробивалась через небесные преграды, а князь уже в Поройской пустыни, в скитальном месте святых отцов. Монахи тоже уж на ногах, хлопочут.
— Заглянем к игумену[31]
Зосиме, — шепнул стремянному Долмату князь.Настоятель монастыря встретил Святослава приветливо. Сходили в только что отстроенную на княжеские и мирян деньги монастырскую церковь. Внутри ещё пахло красками. Помолились на образа Спаса Сурового, Богородицы, Николая Угодника, потом обошли обитель. «Не совсем хорошо всё устроено», — подумал князь. Пообещал помочь настоятелю. И снова на конь. А зорька уже занимается.
— Поедем на Воронеж, — скомандовал Святослав. — Там отстоим заутреню и о житье-бытье тамошних детей княжеских справимся, об их заботах изведаем.
Спустились в овраг. Туман окутал землю, дороги не видно. По выходе из оврага туман рассеялся. Сыро и зябко. А вот и слобода Студёная. Повеселела она: обновлённые, из вековых дубов избы поглядывают узорчатыми окнами. Крыши в основном соломой крытые, редко где кугою, а уж черепицею — это у особо богатых, мастеровых здешних, пожелавших не в городе жить и не на посаде, а в слободе. Но встречались и курные избы, закопчённые, смердов-неудачников.
Народ давно проснулся, выгоняет в стадо коров, коз, овец. Гуси кагакают, маша крыльями, разминаются, поют петухи, овцы блеют беспрестанно, поднимая пыль на дороге.
Люди здесь уважительные, князя все сразу угадывают. Мужики снимают шапки и медленно, с достоинством кланяются. Бабы тоже поклоном приветствуют.
— Зайдём, Долмат, в какую-нибудь избу квасу попить, — предложил князь.
Любил он деревенский квас страсть, но как ни заказывал своим поварам квас деревенский отваривать, всё одно так не получалось. Повара ворчали: «Да обстановка в терему не позволяет насладиться тем питьём, только в избе деревенской сладко квас пьётся». Святослав Иванович с этими объяснениями не соглашался и продолжал укорять слуг, называя их неумехами. Озадаченные повара пошли на хитрость: стали возить из деревни в дубовых бочках от самой искусной бабы-квасоварильщицы в терем напиток сей. Но, испив, Святослав Иванович снова назвал их неумехами.
Возле одной добротной избы остановил князь коня. Изба размашиста: саженей[32]
шесть в длину и четыре в ширину, огорожена острым тыном. Святослав Иванович спешился, соскочили с коней и Долмат с кметями. Князь сам отворил калитку, дверь избы и вошёл. За ним последовал Долмат. Изба просторная, полы вымыты и выскоблены топором до желтизны. Сразу видно, что хозяева опрятные и чистые люди. Князь снял шапку, вытер сапоги о рогожу, постланную специально у порога, и трижды перекрестился на святой угол, где висели образа, писанные на досках, с окладом басменной работы[33]. Хозяйка, увидев гостя, ахнула, запричитала, начала в пояс кланяться, выговаривая:— Ой, князюшко, родненький, Святослав Иванович, присаживайся на лавочку, присаживайся!
Вошёл хозяин, здоровенный, плечистый детина. Руки мускулистые, натруженные, синие вены выпирают. Снял шапку и поклонился:
— Здрав будь, благодетель наш Святослав Иванович! Присаживайся, гость дорогой.
— Да некогда засиживаться, — ответил князь. — Не найдётся ль у вас кваску испить? Дюже жажда томит. Да и, признаться, люблю я деревенский квас, с детства приучен его пить. У простых людей возрастал, вот и привык. А в княжеских хоромах такого не отведаешь. Прямо беда с моими поварами. Никак не научатся квас хороший отваривать.
— Как не быть квасу-то! — засуетился хозяин. — Любушка, принеси из погребца холодненького, — обернулся к жене. — Тебе, князюшка, холодненького? — спохватился, когда та уже убежала.
— Холодного, холодного! — кивнул князь. — Ну, как поживаете? Не обижает ли кто?