Потомок Святогора

— Ты что, Анютка? Да Василию на нас наплевать! Мотается по степи, как оголтелый абрек, и семьи не знает. Жди его! Как же! У него щас чуть болячка подживёт, так опять в степь зальётся, про сына и не вспомнит. В общем, никаких боле разговоров! Собирайся, Демьян! Собирайся и ты, да утри сопли. Ноне сосватаем, а свадьбу на Покров сыграем, чай, до Покрова на Ваське всё как на псу заживёт.

Анна шмыгнула носом, утёрла концом платка слёзы и пошла собирать сына и сама одеваться.

Вскоре все были готовы. Младший Маркиян сбегал за дедушкой и бабушкой, родителями Анны. Эти старые степенные люди были не на последнем счету в Онузе. Сам дед, Андрей Сергеевич Взбалмочный, выходец из стольного Киева, был искусным мастером гончарного дела. Его посуда славилась не только в Липецком крае, но и в Рязани, Чернигове и даже до родного Киева доходила. Искусно слепленные, крепко обожжённые и красиво выкрашенные крынки, корчаги, кружки и миски были нарасхват в обеих столицах Руси Великой — в Киеве и во Владимире-на-Клязьме. И, уже много лет живя в Онузе, на свои изделия продолжал он ставить клеймо киевского мастера. Два средних сына его, Устин и Фрол, пошли по стопам отца — гончары. Старший Степан и младший Фома служили у князя Святослава Ивановича в дружине.

С Андреем Сергеевичем и его женой Авдотьей пришла говоруха-сводница Матрёна Мерянка, незаменимая в таких делах, как сватовство, хотя случалось, что порой её и заносило.

— У вас ярочка, а у нас баранчик! — прямо с порога затараторила Матрёна, задрав кверху свой курносый нос. — Они расстрялись, нельзя ль их соединить?

— Посмотрим-посмотрим, гости дорогие, — поклонился сватам хозяин дома Афанасий Дымарь. — Проходите в горницу, там разберёмся...

Матрёна продолжала тараторить, когда к месту, а когда и невпопад. Но на неё мало кто обращал внимание.

Дымарь зря прождал прошлый раз, когда сговорились с Шумахом, рассердился на друга-соперника и даже обиделся. Получалось, что он сам навязывается со своей дочкой.

Дымарь ворчал:

— Да мою Марью-красавицу и князь не погнушается сосватать!

Однако, узнав об отлучке Демьяна по приказу Александра Ивановича, Дымарь успокоился: «Ну, когда придёт, тогда и придёт. На стол накрыть недолго».

И вот он, Шумах, как снег на голову в летний день — заявился спозаранку в воскресенье.

Горница у Дымаря просторная, светлая. Хозяйка, худощавая, суетливая Ульяна, быстро застелила скатертью длинный дубовый стол и начала заставлять его разными угощеньями. Гости сели на лавки. Жених остался в дверях.

— Мать, что есть в печи — на стол мечи! — скомандовал Дымарь. — Гости у нас дорогие, сам Шумах, оружейных дел мастер, припожаловал!

Завершив предварительную беседу, Дымарь принёс из подвала большую крынку с крепким мёдом. И — началось застолье.

— Значит, ярочку ищете для своего баранчика? — не стал заезжать издалека Дымарь. — А хорош баранчик-то? Может, он ярочке и не ровня?

Шумах не любил таких разговоров, хоть и носили они чисто символический характер. В словах Дымаря усмотрел издёвку, сам-то всегда рубил сплеча. Вот и на этот раз не понял традиционной в таких случаях шутки Дымаря. Горяча всё ж касожская кровь! Сколь лет жил среди русских, а так и не научился понимать их иносказаний в речах, дипломатии и околесицы. Хотя русские пословицы и поговорки Шумах вроде бы и освоил, но часто применял их не к месту и не ко времени. Вот и теперь брякнул такое, что все в недоумении переглянулись.

— Я за своего Козьму кого хоть возьму! — запальчиво отрезал он. — А ты свою Маринку поводи по рынку!

Эти слова старого касога прозвучали оскорбительно для невесты. Однако сватовство из-за выходки Шумаха, к счастью, не расстроилось: хозяева списали казус на нерусское происхожденье деда. Тут и Матрёна кстати пришлась. Она соображала быстро.

— Свахи и сваточки! — повела Матрёна заливистым певучим голоском.— Мы ить ишо не видали ни ярочку, ни баранчика, а ужо решаем, кого на базар, а кого в стойло. Ну-кася, сват Афанасий, — повернулась к Дымарю, — покажи свою ярочку, а мы своего баранчика. Посмотрим, как они глянут друг на дружку, а там и будем решать их судьбинушку!

У всех отлегло от сердца. Дымарь кивнул Ульяне, и та скрылась за дверью. Анна завела в дом своего богатыря, а тут и невеста подоспела. От смущения у неё всё лицо стало алым, Демьян тоже застеснялся и отвёл взор. Ульяна легонько подтолкнула Марию ближе к Демьяну. Та ещё больше покраснела, опустила глаза и совсем потерялась. Однако Ульяна что-то строго шепнула дочери. Мария подняла лицо, и все поразились её красоте. Действительно, девушка была словно редкий, диковинный цветок, из неизвестной, тайной местности завезённый в Липецкий край. Зря дед хорохорился, такую невесту не придётся водить по рынку. Всяк посчитает за счастье великое взять её в жёны.

И Шумах просто раскрыл рот. Он редко видел Марию и не замечал в ней особенной привлекательности. Девка да девка, как все. Но сейчас она точно предстала перед ним в новом, изумившем его свете.

— Хорошь, слющай! — забормотал от удивления с акцентом Шумах.