Потомок Святогора

— Да я не перебиваю, — пожал плечами Святослав. — Набегался за день, вестимо, не успел и поесть. Что ж, дело молодое.

Насытившись, Даниил отвалился от стола:

— А я, дядя, вообще-то к тебе не есть пришёл, а за благословением.

— Каким благословением? — удивился князь.

— Жениться хочу, дядюшка и тётушка.

— Жениться?! — повела бровями и Агриппина Ростиславна. — И на ком же?

— На дочери воеводы Воронежского Ивана Степановича Гольцова Аксинье, — твёрдо проговорил Даниил.

— Как на Аксинье?! — всплеснула руками княгиня. — Ты же князь и жениться должен на княжне!

Святослав Иванович неодобрительно посмотрел на супругу. Та уловила взгляд мужа и дёрнула плечиком:

— Разве я не права?

Святослав Иванович повернулся к племяннику:

— А отец тебе что ответствовал?

— Он сказал, что не против, только получи, мол, благословение дяди, он в роду старший, ему и решать.

— Вот как?.. — сипловато протянул князь Липецкий. Откашлялся, вытер губы рушником и кивнул: — Я согласен.

Агриппина Ростиславна фыркнула:

— Так и обмельчают князья Липецкие! Так род их и оскудеет!

— Наоборот, укрепится свежей здоровой кровью, — возразил Святослав. — Завтра сватать и пойдём. Спешить надо. Жестокие дни возвращаются...

Даниил нёсся домой, в Онуз, на своём пегом арабском скакуне, словно на крыльях.

— Аксиньюшка! Любимая! — как сумасшедший вопил он. Душа рвалась из груди. Земля качалась под копытами коня и кружила голову. Воздуху не хватало.

— Горлинка моя сизокрылая, лебёдушка моя белобокая! Люблю тебя, милая, больше жизни своей! — летел по лесу восторженный крик князя Воронежского. Да-да, не княжича, а именно князя, полнокровного сподручного Святослава Ивановича Липецкого.

А в это самое время в отцовом тереме сидела горлинка Данилы сизокрылая и, вспоминая в мельчайших подробностях встречу с любимым, занималась рукоделием. И — тоже шептала, краснея от смущения:

— Соколик мой ясный, любовь моя поднебесная, княжич мой сладкогубый, где ты сейчас порхаешь? Что с нами завтра будет?..

А завтра было сватовство. Невеста-красавица вышла на показ, покраснела и отвернула лицо.

— А и впрямь хороша, — шепнула мужу княгиня. — У Данилушки губа не дура!

— Да, такую не грех в княжеский дом взять, — согласился Святослав Иванович. — Ну вот, а ты её не хотела.

— Но он же всё-таки князь.

— Ничего, обвенчаем, и она княгиней станет. Бог даст — потомство пойдёт доброе, будет кому княжить в Липеце.

Агриппина Ростиславна опустила глаза, больно кольнуло под сердцем. Бог не дал им с мужем наследника, и сказанные вовсе не в обиду ей слова князя Агриппина приняла как укор за своё малоплодие. Слеза капнула на лежавший на коленях рушник.

Святослав Иванович заметил перемену в её настроении. Понял свою оплошность и поспешил загладить.

— Не печалься, любимая, — наклонился он к уху жены. — Данилушка нам заместо сына родного. Не гневи Господа Бога. На все земные дела Его воля.

Агриппина Ростиславна подняла глаза, наполненные слезами, вытерла их:

— Да я так, ничего...

Подбежал ко княжеским четам сват Иван Степанович Гольцов, слегка подвыпивший и полный счастья. Ведь роднится-то с кем?! С князьями Липецкими! Внуки-то пойдут княжеского роду! Разве ж мог он когда предположить такое? Даже в самом дивном сне не могло присниться.

— Угощайтесь, сваточки, угощайтесь, милые наши властители! — налил он в кубки вина заморского из запасов в собственных подвалах. — Ешьте, ешьте лососинку, оленятинки отведайте. Всё приготовила для гостей дорогих моя Агафьюшка, — посмотрел в сторону жены. Та тоже сияла от счастья, глядела на высокородных сватов Святослава Ивановича, Александра Ивановича и их жён и смущалась.

А Иван Степанович не унимался в суете своей:

— И дочушка моя, Аксиньюшка, искусница! Вместе с матушкой готовила угощеньице!..

А князья смотрели на воеводу и точно не угадывали его. Всегда строгий и сосредоточенный воин, зря не бросавший слов на ветер, ныне от счастья семейного Иван Степанович преобразился и казался таким мелким и беззащитным. Но это сейчас, когда нет опасности, он мелок и суетлив. Появись враг — и воевода, не задумываясь, бросится на него с мощью и силой богатырскою. Он, суровый русский витязь, не раз видел смерть в её страшном костлявом обличье. Воевода не носил по-ребячески шашку, а предпочитал этой игрушке русский меч или шиповатую булаву, которой крошил головы врагов Отечества, да так, что трещали шеломы и у татар, и у литвинов болотных[59], иногда появлявшихся в пределах любимого Черлёного Яра. Но сейчас казался он гостям неказистым мужичишкой, и всё из-за того, что счастье великое свалилось на его буйную, воинственную голову.

— Смотри, брат, — заметил князь Александр. — Наш Иван Степанович и на воеводу не похож. Я его таким первый раз вижу.

— Ничего. Редко и ему и нам выпадает радость повеселиться...

Сватовство прошло. Быстро настал день венчания. И свадьба раздольная, во всю ширь русской души, уже была заказана. А венчал молодых в Успенской церкви игумен Поройской пустыни Зосима.