Потому, что люблю

Алексей был на стороне Сарычева: бригада давно перешла на общий наряд, Кузя действительно жил за чужой счет,— и даже попробовал говорить об этом с Женькой, но получил в ответ: «Сиди, Подсолнух, и не рыпайся!»

Но Алексей не мог «не рыпаться». Вчера первый раз открыто поругался с бригадиром: он принял плиты перекрытий. в трещинах и отколах. И никто из рабочих этого не заметил, а скорее всего сделали вид, будто не заметили.

Алексей вмешался.

— Если ты ослеп — носи очки!—закричал на него Женька, — Не- видишь отметку ОТК?

— Да ведь тут ясно видно — брак!

— Я что—из-за твоей провинциальной наивности должен бригаду на простой посадить?! — надрывался Женька. — На что мне такая роскошная жизнь?

— Не кричи на меня! — возмутился Алексей. — Один старик сказал, что если бы криком можно было построить дом, осел выстроил бы целую улицу.

— Работай лучше руками, а не языком!

— Так ведь на панелях трещины и даже отколы! — не сдавался Алексей. — Сам же говорил: нельзя «тяп-ляп»!

Женька схватился за голову:

— Уберите его с моих глаз! Уберите этого Подсолнуха, иначе за себя не ручаюсь!

Подошел Крохотуля, решительно взял Алексея за рукав, потянул в сторону:

— Хватит! Тебе больше всех надо, что ли? Ты еще не окреп. А с Шишигиным лучше не связывайся — виноватым останешься.

— Не понимаю, все видят и...

— Тебе дали умный совет: работай руками, а не языком!

И ни одного сочувственного взгляда. Никто даже виду не подал, что бригадир не прав, работали как всегда, как ни в чем не бывало.

Алексей недоумевал: брак-то налицо! Зачем же тогда разглагольствования о «тяп-ляпах» и «даешь качество!».

— Внимание, на горизонте «огнетушитель»! — крикнул кто-то.

Алексей заработался и не заметил, как подошло время обеденного перерыва.

На стройке появилась мать Сергея. Она, как всегда, несла красный термос, похожий на огнетушитель. Увидев ее, все бросили работу: гонг, извещавший о перерыве, не был таким точным — женщина появлялась ровно в двенадцать часов.

Сергей заметался, запылали его щеки, уши, шея: мать изводила его своей опекой — вот она, слепая материнская любовь.

— Мама, ты же слово дала! — простонал Сергей.— Меня тут маменькиным сынком зовут! Позоришь...