Потому что люблю

Водитель «Волги» Лешка Храмцов тоже думал об идущих по бетонке солдатах. У них служба кончилась, а ему еще служить да служить. Конечно, возить подполковника Гая на «Волге» не ахти какой труд, но все равно — служба. А у этих уже все позади.

— Несколько часов — и будут дома… — сказал Лешка и расслабленно навалился на баранку «Волги». Он с грустью смотрел в спины идущим по рулежной дорожке авиаторам. Машина катилась бесшумно, еле-еле. Поющие солдаты даже не заметили ее за своими спинами.

Виктор Антонович опустил до упора боковое стекло, высунулся наружу. Сразу почувствовал на лице ласковое солнечное тепло и от удовольствия прижмурился.

А ребята пели. И песня в этой утренней тишине звучала приглушенно-грустно, переполняясь настроением улетающих на транспортном самолете солдат: радостью возвращения домой и грустью расставания со всем, что стало дорого за годы службы. Эти оттенки чувств Виктор Антонович угадывал не только в интонациях голосов, но и в походке ребят, в том, как они трогательно обнимали друг друга. Ему хотелось выйти из машины, поближе протиснуться к баянисту, растормошить их, запеть что-нибудь лихое, но тут же подумав, что он уже такого себе никогда не позволит, Виктор Антонович улыбнулся и сказал шоферу:

— Обгоняй, Алексей Иванович.

Лешка откинулся на спинку, поерзал для порядка и нажал сигнал. Солдаты нехотя расступились, и «Волга», обдав их ветерком, проскочила через живой коридор. Виктор Антонович улыбкой ответил на приветливые взмахи рук и попросил Лешку завернуть в полковую ТЭЧ.

Здесь готовили к полетам машину, которую он сегодня будет пилотировать на предельных режимах. Захотелось почему-то взглянуть на нее. Он еще думал, как лучше объяснить Лешке, куда проехать, но тот без всяких объяснений давно понял мысли товарища подполковника и, обогнув здание, остановился на запасной стоянке. Здесь копошились механики. Правда, не у его «двадцать пятого», а в сторонке, возле верно отслужившего МИГ-17. Сквозь узкую щель расстыкованного фюзеляжа выглядывали разноцветные трубки и провода, облепившие кожух турбины. Они источали слабый, но неповторимый запах авиационных лаков.

— Что с ним? — спросил Виктор Антонович техника.

— Двигатель… Ресурс выработал…

Виктор Антонович прошел к затянутому в полинялый чехол «двадцать пятому». Он стоял тихий и покорный, но Виктор Антонович уже отлично знал, какая звериная сила упрятана в чреве новой машины, знал, что таится за внешней покорностью. Только этих знаний было недостаточно для того, чтобы уверенно учить других, — надо летать. Надо все проверить в воздухе, все попробовать самому. И он летал позавчера и вчера ночью, надо еще летать сегодня в сумерках и завтра днем при минимуме, и еще много-много раз, пока новый истребитель не станет таким же близким и понятным, как вот этот выработавший ресурс МИГ-17.

А ведь когда-то и он казался непривычно-загадочным.

Когда-то… Виктор Антонович улыбнулся. Когда-то…

Не когда-то — двадцать пятого августа, спустя всего лишь четыре года после окончания войны. Этот день тоже был вехой в биографии Виктора Гая…

…Его разбудили на рассвете, где-то в половине четвертого. Он проснулся от бесцеремонного грохота в дверь. Вскочил и в одних трусиках бросился в коридор.

— Кто?

— Тревога, товарищ капитан! — крикнул посыльный. — Через десять минут машина подойдет, будьте готовы.

И, гулко стуча каблуками, побежал вниз. Деревянная лестница жалобно заскрипела и затихла.

Гай вернулся в комнату, задернул штору и включил маленькую лампочку, шнуром прикрученную к спинке металлической кровати. Давненько в полку не было никаких тревог, и он остановился в задумчивости — что взять с собой. «В первую очередь надо одеться, — сказал он сам себе, — а потом все остальное…»

Дверь в комнату была открыта, и он не услышал, как вошла Надя. Она стояла у порога в ночной сорочке, прижав к груди сложенные вместе кулачки, в глазах застыл испуг.

— Ты чего? — удивился Гай.

За четыре года жизни в этой квартире Надя ни разу не вошла к нему в кабинет, не постучавшись. Да и вообще она входила к нему только в исключительных случаях, чаще всего когда Андрейка не откликался на требование идти спать. За все четыре года он ни разу не видел, чтобы Надя вышла из своей комнаты непричесанной, в ночной сорочке.

— Ты зачем? — повторил он вопрос. — Марш спать! Тебя это не касается.

— Виктор, это не война? — спросила она тихо. В ее голосе было столько тревоги, что Гай растерялся.

— Просто учебная тревога, — сказал он, откашлявшись и не очень уверенно. — Иди спокойно спи. Иди…

— Я сейчас. — Испуг в ее глазах сменился решительностью.

Она исчезла, и не успел Гай застегнуть ремень на гимнастерке, как Надя снова появилась в комнате. На ней уже был халатик, а в руках небольшой чемоданчик. Она раскрыла его и поставила на стол.

— Так… Полотенце… — Сняла с гвоздя полотенце и бросила в чемодан, туда же в одну минуту переложила со стола коробку с табаком, спички, тетрадь и стопку конвертов, которые Гай только вчера купил. Затем она выбежала на кухню и вернулась с целой охапкой продуктов.

— Зачем мне все это? — взмолился Гай.