Потому что люблю

Где-то в зоне эскадрилья перестроилась, и через несколько минут реактивные машины одна за другой «посыпались» на аэродром. И когда первый самолет, задрав свой беспропеллерный нос, коснулся колесами бетонки, под ним в тот же миг взорвались два сизых дымка и мгновенно растворились в горячей струе турбины. А серебристый истребитель непривычно долго бежал по полосе с непривычно поднятой передней «ногой». Но вот скорость стала гаснуть и нос плавно выровнялся, мягко опустившись на опору. Потом истребитель свернул на рулежную дорожку и стал приближаться к стоянке, а на посадку шел уже следующий.

Но летчики и техники, подобно мальчишкам, побежали навстречу первой машине. И хотя Виктор Гай не только близко видел «новенькую», но и налетал на ней необходимое количество часов, он тоже не выдержал и побежал вместе со всеми. Ему передалась общая взволнованность, и он заново пережил гордое чувство восторженности и восхищения. Словно зачарованный глядел он на машину. В ее устремленности, в совершенстве линий, в этих порывисто отброшенных назад плоскостях даже здесь, на земле, чувствовалась скорость — скорость, близкая к звуковому барьеру.

…Во время завтрака Сирота объявил:

— После обеда — полеты на новых машинах. По одному провозному. До обеда — отдыхать.

Виктор Гай неожиданно не только для других, но и для себя сразу сел в грузовик, идущий в город. «Она же ничего не знает и будет зря волноваться», — с нежностью подумал он о Наде и тут же поймал себя на мысли, что как будто оправдывается перед кем-то. «Ерунда все, — сказал он себе, — просто я хочу успокоить Надю. Она ждет, волнуется…»

Было начало десятого, когда Виктор Гай сошел с машины и в несколько прыжков взбежал по охнувшей от неожиданности деревянной лестнице. Вставляя в замочную щель плоский потертый ключ и поворачивая его, он с огорчением подумал, что, наверное, она ушла на работу и он напрасно торопился, но тут же вспомнив, что у нее сегодня выходной и они с Андрюшкой будут ему рады, обрадовался сам.

Еще из коридора он увидел спящую возле окна Надю. Не отрывая от нее взгляда, снял потихоньку сапоги и, оставшись в мягких шерстяных носках, бесшумно приблизился к ней. Сел на подоконник так, чтобы видеть ее лицо. С величайшей осторожностью набил табаком трубку, но поджигать не стал. Побоялся, что шум горящей серы разбудит ее. Надя спала, как-то по-детски смешно подперев щеку кулачком. Впервые за эти четыре года Виктор Гай внимательно рассмотрел ее лицо: мягко закругленные брови, смугло-нежные щеки, трогательно-детские губы. И к сердцу вдруг подступила нежность — чувство незнакомое и тревожное. Захотелось протянуть руку и легонько коснуться волос, уха, шеи…

Надя открыла глаза и чуть-чуть улыбнулась.

— Сон какой видела…

— Страшный?

— Уже утро? Ты давно вернулся?

— Только что, — не удержался от улыбки и он.

— А я все хотела понять, что там, — она кивнула головой в сторону окна, — и не заметила, как заснула.

— Замерзла?

— Не могла успокоиться… Боюсь войны. Жизнь уже настраиваться стала. И тут эта тревога. Что у вас?

— Я же говорил, учебная. Знаешь, какие самолеты пришли к нам?.. Что-то фантастическое. Крылья — вот так, — он резко отбросил назад прямые руки, — как у стрижа. А скорость — ураган!

— Такие, на которых ты учился в командировке?

— Чуть другие.

— Огорчен?

— Наоборот!

— Значит, устал. Глаза у тебя усталые.

— Поспать, наверное, надо.

Надя встала, подошла к нему и, улыбаясь, стала вытирать платочком уголки глаз.

— Закоптился, как сапог. Посмотри. — И показала на платочке черно-серые разводы.

— Это в машине, — тоже с улыбкой сказал Гай, подставляя лицо.

— Ты мне не подставляй свой нос, лучше снимай гимнастерку, и я тебя, как Андрюшку, отстираю.

Виктор Гай осторожно соскользнул с подоконника и одной рукой обнял Надю за плечи. Она податливо прильнула к нему и замерла, расслабленно положив на грудь руки, и он ощутил под пальцами ее волосы, такие мягкие-мягкие…

Она слегка отстранилась, торопливо сказала:

— Федора видела во сне… Говорю ему: «Перестала я ждать тебя», — а он говорит: «Жены долго не ждут…» А я ведь не перестала. И ты тоже…

Виктор Гай мгновенно отрезвел, убрал с ее плеча руку. И, уже не думая о том, как она воспримет его слова, сказал:

— Чуть не забыл, из горсовета позвонили, что тебе выделена однокомнатная квартира на Зеленой улице. В четвертом доме, сорок вторая…

Вышел в коридор, взял чемоданчик и прошел в свою комнату.

— Сходи посмотри, — сказал уже через дверь. — Переехать можно в любое время.

Мыло лежало в чемодане завернутое в бумагу, а мыльницы почему-то не было.

— И куда я мыльницу дел?..

— Я предупреждала, что мы тебе быстро надоедим, а ты не верил, — все еще оставаясь возле окна, сказала Надя. — А мыльница у тебя в кармане.

— «Предупреждала…» А потом все время плакалась: «Хочу жить независимо…» Вот и радуйся. Кто-то внял твоим мольбам.

— А я и радуюсь, — сухо парировала Надя. — Хотя ни у какого горсовета я квартиру не просила.