– Ради чего он должен выжить? – с горечью проговорила Мадлен, входя в комнату больного со сжатыми в бессильном отчаянии кулаками. – Ради театра? – Но театр – всего лишь здание, место, где Логан провел большую часть жизни. У него не было ни родных, ни близких – никого, кому можно отдать свое сердце.
Мадлен вспомнила об охапках цветов и о подарках, скопившихся в холле, – их прислали друзья и знакомые Логана, выражавшие соболезнование. Среди подарков стояла корзина с домашними вареньями от миссис Флоренс, перевязанная бледно-голубым бантом. Неужели человеку, у которого столько восторженных почитателей, который покрыл себя такой славой и добился такого признания, суждено умереть в одиночестве?
Мадлен не сознавала, что последний вопрос задала вслух, пока не услышала ответа миссис Бичем:
– Ни о чем ином он не мечтал, мисс Ридли. И потом, он не одинок. Ведь он попросил вас остаться.
– Мне больно видеть, как он умирает.
– Значит, вы хотите покинуть его?
Мадлен покачала головой и побрела к постели. Логан ворочался и бредил, словно силясь вырваться из преисподней.
– Надо известить герцогиню Лидс, – сказала Мадлен. – Она должна узнать о случившемся.
Мадлен села за стол, взяла лист бумаги и окунула перо в чернильницу. Застывшими, непослушными пальцами принялась писать. «Состояние мистера Скотта ухудшилось… – с трудом вывела она. Ее почерк, обычно очень аккуратный, стал почти неразборчивым. – По словам доктора, ему грозит…»
Перо остановилось, Мадлен уставилась на буквы, плясавшие перед глазами.
Не могу… – пробормотала она и отложила перо. Миссис Бичем подошла к столу и закончила письмо.
– Я немедленно отправлю его, – пообещала она и тотчас же вышла из комнаты.
К полуночи прибыл личный доктор герцога и герцогини Лидс – добродушный и уверенный в себе пожилой мужчина. Мадлен взглянула на него, и в душе ее проснулась
Надежда.
– Герцогиня попросила меня осмотреть пациента, разумеется, с вашего позволения, – обратился доктор к Мадлен. – Надеюсь, мне удастся ему помочь.
– Я тоже надеюсь на это, – кивнула девушка, приглашая доктора в комнату. Она не вышла, когда тот принялся осматривать пациента: к этому времени она уже настолько привыкла к виду обнаженного Логана, что перестала смущаться. Ей был знаком каждый дюйм его кожи, каждый его мускул; глядя на него, Мадлен невольно думала о том, что в его теле заключена скрытая сила, как в теле дремлющего льва.
Но надежды Мадлен быстро угасли, когда она услышала, что доктор герцога рекомендует уже известные ей средства. Перед уходом он оставил у постели больного эликсиры собственного изготовления, но было очевидно, что доктор не очень-то в них верит.
– Мисс Ридли, – сказала миссис Бичем, подходя к девушке, – вы провели в спальне мистера Скотта весь день. Теперь моя очередь присмотреть за ним, а потом я позову Дени.
Мадлен улыбнулась, глядя на изнуренную домоправительницу.
– Ничего, мне не трудно, – произнесла она, хотя с ног валилась от усталости. Ее опухшие веки горели огнем, руки саднило от постоянного соприкосновения со льдом и водой. – Я побуду с ним еще.
– Вы уверены, что сможете? – спросила миссис Бичем. Мадлен кивнула:
– Я хотела бы остаться с ним наедине.
– Хорошо. Позовите меня или Дени, если вам что-нибудь понадобится.
Дверь за домоправительницей закрылась. Комнату освещали только тлеющие угли в камине и пламя лампы. Отблески из камина падали на лицо Логана, придавая его коже оттенок бордо. Мадлен приложила ко лбу больного компресс со льдом, но он сбросил его и начал метаться по постели.
– Тише, тише! – шептала Мадлен, касаясь ладонью пылающих щек больного.
В бреду Логан повторял реплики из пьес и разговаривал с невидимыми собеседниками. Мадлен, сидящая на краешке постели, невольно краснела, слушая монологи Логана. Его речи ужасали ее, повергали в дрожь, Логан отчаянно сквернословил, пока Мадлен наконец не решилась унять его.
– Пожалуйста, замолчите, – взмолилась она, вновь прикладывая холодное полотенце ко лбу Логана. – Вам нельзя говорить…
Она осеклась и охнула: Логан схватил ее за запястье с такой силой, что тонкие косточки хрустнули. Услышав ее возглас, он ослабил хватку, и на его лице появилось озадаченное выражение. Логан звал некую Оливию; внезапно его голос стал враждебным. Он заявлял, что мечтает убить Оливию, говорил, что она отняла у него все. Он рыдал и бранился; его боль была почти осязаемой. Мадлен же терзала ревность.
«Неужели вы никогда не были влюблены?» – спросила она недавно Логана.
«Однажды был, – ответил он. – Это ничего не изменило».
Очевидно, Оливия и была той женщиной, которую он любил и которая предала его. Мадлен пригладила волосы Логана, слегка придерживая его на постели весом собственного тела. Наконец он успокоился.
– Будь у меня выбор, я ни за что не бросила бы вас, – шептала девушка, склоняясь к его груди. – Я никогда не причиню вам боли. Я люблю вас. – Она страстно поцеловала его в разгоряченные щеки и в сухие губы. – Я люблю вас, – повторила она, отчаянно желая поделиться с ним своей силой и здоровьем.