Потоп

— Разве я вам не говорила, дядя, — сказала панна Александра, — что надо бежать как можно дальше, ибо нас тут не оставят в покое… Вот оно и вышло!..

— Что делать? Что делать? От насилия нету лекарства! — воскликнул мечник.

— Да, — сказала панна, — но мы не должны по доброй воле ехать в этот опозоренный дом! Пусть же разбойники берут нас силой и везут! Не одних нас будут преследовать, не на одних нас обрушится месть изменников; но пусть они знают, что мы предпочитаем смерть позору!

Тут она с выражением глубочайшего презрения обратилась к Кмицицу:

— Свяжите нас, пан офицер или пан палач, и велите привязать к лошадям, иначе мы не поедем!

Кровь бросилась в голову Кмицицу; минуту казалось, что он разразится страшным гневом, но он поборол себя:

— Ах, мосци-панна! — сказал он сдавленным от волнения голосом. — Я в опале у вас, коли вы хотите сделать из меня изменника и насильника! Пусть Господь рассудит, кто из нас прав: я ли, служа гетману, или вы, помыкая мной, как собакой. Бог дат вам красоту, но дал и жестокое, неумолимое сердце! Вы сами готовы страдать, только бы доставить другому еще большие муки! Но вы переходите границы, — клянусь Богом! — переходите границы! И это ни к чему не приведет!

— Она дело говорит! — воскликнул мечник, у которого вдруг прибавилось храбрости. — Мы не поедем добровольно! Везите нас с драгунами!

Но Кмициц был так взволнован, что не обратил на его слова никакого внимания.

— Вам доставляют наслаждение чужие страдания, — продолжал он, — вы назвали меня изменником без всякого суда, не позволив мне сказать ни слова в свое оправдание. Пусть будет так… Но в Кейданы вы поедете, неволей иль волей, все равно. Там обнаружатся все мои стремления, там вы узнаете, справедливо ли меня оскорбили; там совесть вам подскажет, кто из нас для кого был палачом. Другой мести мне не надо… Я ничего больше не хочу! Вы гнули лук, пока его не сломали… Под вашей красотой, как под цветком, скрывается змея. Но бог с вами! Бог с вами!

— Мы не поедем! — повторил еще решительнее мечник.

— Не поедем! — крикнули паны Худзынский из Эйраголы и Довгирд из Племборга.

Тогда Кмициц, бледный, со стучащими от гнева зубами, крикнул им:

— Ну! Попробуйте еще раз сказать, что не поедете! Слышите топот? Мои драгуны едут. Скажите кто-нибудь, что не поедете.

Действительно, за окном раздался топот лошадиных копыт. Все увидели, что спасения нет. Кмициц сказал:

— Панна! Через несколько минут вы должны быть уже в коляске, иначе дядюшке достанется пуля в лоб.

Им, очевидно, все больше овладевал приступ бешеного гнева, он крикнул так, что стекла задрожали:

— В дорогу!

Но в это время дверь в сени тихо отворилась, и чей-то незнакомый голос спросил:

— А куда это, мосци-кавалер?

Все окаменели от удивления и посмотрели на дверь, в которой стоял какой-то маленький человек в панцире и с обнаженной саблей в руках. Кмициц отшатнулся, точно увидел привидение.

— Пан… Володыевский! — вскрикнул Кмициц.

— К вашим услугам! — ответил маленький человек.

И он вошел в комнату; за ним вошли толпой Мирский, Заглоба, двое Скшетуских, Станкевич, Оскерко и Рох Ковальский.

— А, — крикнул Заглоба, — поймал казак татарина! А мечник обратился к вошедшим:

— Кто бы вы ни были, рыцари, спасите гражданина, коего, вопреки праву, происхождению и сану, хотят арестовать. Спасите, мосци-панове братья, шляхетскую свободу!

— Не бойтесь, ваць-пане! — ответил Володыевский. — Драгуны этого кавалера уже связаны, и теперь он больше нуждается в помощи, чем вы!

— А еще больше в священнике! — прибавил Заглоба.

— Не везет вам, пан кавалер! Второй раз сводит нас судьба, и я опять у вас на дороге! — сказал Володыевский, обращаясь к Кмицицу. — Вы, верно, не ждали меня?

— Не ждал! — ответил Кмициц. — Я думал, что вы в руках князя.

— Бог дал мне вырваться из его рук, а вам ведомо, что здесь идет дорога на Полесье. Но не в том дело! Когда вы первый раз хотели похитить эту панну, я вызвал вас на поединок… Не правда ли?

— Да, — ответил Кмициц, невольно прикасаясь к голове.

— Теперь дело другое! Тогда вы были забиякой, что часто встречается среди шляхты, и ничего в этом позорного нет; теперь же вы недостойны того, чтобы драться с честным человеком.

— Почему? — спросил Кмициц, гордо подняв голову и глядя прямо в глаза Володыевскому.

— Ибо вы ренегат и изменник! — ответил Володыевский. — Ибо вы честных солдат, защищающих отчизну, резали, как палач, ибо благодаря вам наша несчастная страна стонет под новым бременем… Короче говоря, выбирайте смерть, пришел ваш последний час!

— По какому же это праву вы хотите меня судить и казнить? — спросил Кмициц.

— Мосци-пане, — ответил Заглоба, — лучше молитесь, чем спрашивать нас о праве. Если вы можете сказать что-нибудь в свое оправдание, то говорите скорее: здесь не найдется ни одной души, которая бы за вас заступилась. Я слышал, что один раз эта панна добилась вашего освобождения из рук Володыевского, но после того, что вы сделали теперь, и она, верно, откажется просить за вас.