Потрошители морей

И тут я заметил, что кроме оружия, в руках у многих пиратов были абордажные крючья, штурмовые лестницы или, как у нас с Дэном, готовые к броску сети.

— Не высовывай башку выше перил, — пригнул меня Ломовик к палубе, едва я попытался заглянуть за фальшборт, чтобы оценить обстановку. — Наблюдай за боцманом на мостике, он покажет, что творится у противника.

— Так мне же непонятно, с какого перепугу он машет руками и строит из пальцев разные фигуры, как глухонемой? — рассердился было я, наблюдая одними глазами за гимнастикой мистера Энрико.

— Тогда слушай меня, сухопутная курица, — с явным превосходством прокричал Дэн, — боцман поясняет, что до испанца более двух десятков кабельтовых, ветер стих, а мы поспешили поменять флаги.

— Это плохо? — встревожился я.

— Поздно что-либо менять, но «купец» должен согласиться с нашим предложением о капитуляции.

— А если нет?

Ответа не последовало. Но так как я не мог высунуть голову за фальшборт, то повторил вопрос во всё горло:

— Дэн, а если испанцы не испугаются нашего черепа с костями на грот-мачте? Что тогда?

— А скоро сам увидишь, — спокойно ответил друг и вперился в боцмана, продолжающего посылать команде тайные знаки. — Да, Дик, испанцы не спускают свой флаг. На галеоне или совсем необстрелянные идиоты, или… — и он замолчал, так как и сам боцман на своём командном посту опустил руки.

— Или на «испанце» настоящие бойцы, — закончил я и так понятную без разъяснения мысль.

— Вполне возможно, — подал разумную мысль Мики Найтс, — и если я правильно понимаю мистера Энрико, галеон делает поворот оверштаг, а потом ляжет на курс фордевинд и скоро своими носовыми пушками нацелится в наш борт.

— И что тогда будет? — зря спросил я, без нужды накаляя обстановку.

— Тогда половина из нас сменит куртки на погребальную парусину, — неожиданно спокойно подытожил конец испанского манёвра Дэн Маккормик. — Да что гадать? Сразу все не пойдём ко дну, и всё зависит от ядер. Если 8-10 фунтов, то терпимо, а если 24, то несдобровать.

— А если мы первыми выстрелим? — не унимался я.

— Ну, это вряд ли, — протянул Ломовик. — Стрелять бортовыми пушками в бушприт корабля дело не надёжное, но если при удачном манёвре разрядим свои пушки в борт галеона, тогда будет толк и можно смело идти на абордаж.

— А как же ветер? — силился я понять морскую диспозицию.

— На этот случай у нас есть капитан на мостике. Теперь всё будет зависеть от его умения лавировать фрегатом при неустойчивом ветре. Отстань, Дик, и жди команды!

Я не очень-то понял морскую логику товарищей, тем более, что в преддверии схватки, которой было точно уже не избежать, всю флотскую азбуку давно выбросил из головы. Однако, понял одно, что всё в руках капитана и его верных офицеров. А мистер Генри Морган стоял твёрдо на мостике, расставив ноги на ширину плеч, как и подобает моряку в тревожной обстановке, и отдавал какие-то приказания рулевому, гордо подняв голову навстречу неизбежности. Во всём облике капитана чувствовалась воля и мощь, и я несколько успокоился, перестав цепляться за саблю и ёрзать по палубе, как червяк на крючке. То есть, пришёл в состояние согласия бренного тела с отвагой духа и замер, ожидая команды. Собирая волю в единый кулак, я затаился взведённой пружиной, чтобы броситься на палубу врага в целости, а не попасть в спешке промеж бортов кораблей и не быть раздавленным, как мокрица под каблуком, ещё до начала первого в жизни морского сражения. Такое сравнение с низкой материей приходило ко мне, видимо, от нервов, минуя мозговое сознание. Я бы и дальше прощался с белым светом в затишке фальшборта, но получил ощутимый толчок в бок от Ломовика.

— Приготовься, — только и успел прокричать он, когда всё и началось.

Даже простая драка на сухом месте, когда под ногами твёрдая земля, служит мужчинам достойным испытанием силы, ловкости и нервов. А вот когда под твоими башмаками шаткая палуба, то даже мелкая стычка по своему накалу превращается в настоящий бой, а битвы корабельных команд уже в целое сражение. А главное — насмерть! Ведь никуда не убежишь по морской глади, словно святой, а если и соприкоснёшься с волною, то только в состоянии нежити. Такова суровая истина морских сражений, то есть, когда идёшь в бой безо всякой задней мысли о спасении, если вдруг ненароком дрогнет рука с саблей или замылится слезой прицельный глаз. Одним словом, бой на море — занятие пустое, если цепляешься за жизнь любой ценой. Однако, осознание таких простых истин приходит с опытом, а в тот первый раз, лёжа в обнимку с абордажной сетью, я желал одного: «Скорее бы началось и поскорее окончилось!» И как бы в ответ на это, Ломовик вновь лягнул меня ногой и заорал:

— Дождались!