Поцелованные Одессой

«Повсюду в округе нет ни одного клочка обработанной земли. Почти полное отсутствие деревьев либо какой-либо зелени. Домики в городе имеют необычайно жалкий вид. Дома, которые простояли несколько лет, частично разрушены и утопают в грязи. А городские доходы никак не соответствуют расходам. Одесса более напоминает пиратскую колонию, нежели город, в котором проживало около восьми тысяч жителей».

Расположился герцог в небольшом неказистом домике из пяти комнат, который служил ему одновременно и жильём, и «офисом».

Вид города, который ему «более напоминает пиратскую колонию» (вероятно, нечто подобное можно было наблюдать при зарождении будущей Австралии), не смущает герцога, но скорее рождает в нём смутное чувство надежды.

Чуждый аристократического снобизма и высокомерия, которым зачастую отличаются чиновники высокого и не очень высокого ранга, он внимательно знакомится с теми, кто оказался под его властью, кого он воспринимает как своих сограждан, с кем предстоит превратить «пиратски» обжитое побережье в современный город.

Возможно, в этот момент таинственный внутренний голос прозрения подсказывает ему: «Hic Rhodus hic salta» (лат. Здесь Родос – здесь и прыгай), смысл чего сводится к следующему – «Здесь твоё место, твоё будущее детище, которое прославит тебя надолго, здесь и следует тебе начинать».

27 сентября 1814 года по истечении одиннадцати лет пребывания на службе градоначальника одесситы прощаются со своим Дюком. Со слезами на глазах и возгласами отчаяния его провожают около десяти тысяч – примерно треть населения Одессы – благодарных граждан.

Уезжал человек, заложивший основы процветания города, уезжал начальник, распоряжавшийся значительными средствами и обладавший большой властью, уезжал не уличённый ни в воровстве, ни во взятках, ни в незаконном приобретении каких-либо благ, уезжал без бриллиантов, не имея денежных счётов в каких-либо банках, уезжал, не скрывая баснословные богатства в «офшорах» либо в их подобии, уезжал, не попав в категорию тех, о ком Салтыков-Щедрин с горечью восклицал: «У нас в России воруют все». уезжал, увозя с собой небольшой чемоданчик, куда умещались его парадный мундир и два костюма, уезжал, оставляя своё сердце любимому детищу.

Итоги своей деятельности в удивительно скромной форме он излагает в докладе, адресованном императору:

«В настоящий момент её [Одессы] население доходит до 35 000 человек. В течение 10 лет оно увеличилось в 5 раз. Число домов в городе доходит теперь до 2600. Постоянно воздвигаются новые постройки, соперничающие между собой в прочности и красоте.

Около 25 млн [из общей суммы 45 млн рублей торгового оборота всех портов Черноморского и Азовского морей] приходятся на долю Одессы. Таможенные сборы, приносившие лет пятнадцать тому назад несколько тысяч рублей, дают теперь ежегодно казне 2 млн рублей.

Количество возделываемой земли, масса капиталов и доходов возрастает ежегодно в громадной пропорции. И всё это чудесное возрождение совершается само собой, не причиняя никаких издержек казне.

Когда я приехал в Одессу в 1803 году, я должен был употребить шесть недель, чтобы добыть себе дюжину простых стульев – и, в заключение, я вынужден был выписать их из Херсона. А в 1813 году из Одессы вывезено было в Константинополь мебели на 60 тысяч рублей, сделанной не хуже, чем в Москве и Петербурге…»

В Вене, куда герцог отправился из Одессы, его тепло встречает король Франции Людовик XVIII, который предлагает ему пост министра иностранных дел в формируемом правительстве во главе с Шарлем Морисом Талейраном.