Поцелуй богов

Так вот, джентльмены, пиджаки и галстуки в ресторане, курить непременно, но только в оранжерее. Никаких сигар и трубок. Никаких острых каблуков на паркетном полу. Теннис, плавание, стрельба по глиняным голубям, духовой оркестр, велопробег — администрация организует все, только предупредите за сутки. Завтрак от шести тридцати до девяти тридцати, ленч от двенадцати до двух, пикники по особым заявкам, пожелания вегетарианцев, правоверных и аллергиков учитываются, но при условии уведомления за тридцать шесть часов. Напитки под честное слово, так что, будьте добры, занесите количество выпитого в книгу печатными буквами, укажите номер комнаты, фамилию и распишитесь. Обед от семи до десяти. Они его, к сожалению, пропустили, но можно подать легкий ужин — кое-что из съестного и сладостей в гостиную «По-над Нилом», в «Китайскую библиотеку» или в «Охотничью берлогу». В любом случае почитайте в библиотеке книги — ключ от оригинального шкафа с закрывающейся передней дверцей выдает портье, — только не уносите их к себе в номер, в сад или в бассейн. Высокие сапоги, зонтики, дождевики и трости получают, если заранее предупреждают гостиничный персонал. Настоятельно рекомендуется воспользоваться услугами собаки по кличке Боттом, что, естественно, требует уведомления не менее чем за сутки. И вот еще что — пожалуйста, не приучайте попугая к сладостям.

— Значит, единственное здешнее правило — расслабляться и веселиться. То есть два правила: одно расслабляться, другое веселиться.

Ли и Джон стояли с застывшими улыбками и отмахивались от двух бокалов шампанского, которые предлагал мужчина в официальном пиджаке, от навязываемой девицей в «Армани» чашки чая с шоколадными трюфелями и меню, которое им совал мальчишка в маленькой женской шляпке без полей с плоским донышком. Боттом, в свою очередь, снизошел до того, чтобы обнюхать им пах.

— Большое спасибо, — наконец проговорила Ли. — Подайте ко мне в комнату сандвичи с курицей, бутылку водки и кофейник. Предоставьте моему шоферу все, что он потребует. И еще: если ваш попугай посмеет ко мне приблизиться, ему придется познакомиться с азбукой Брайля[22].

Джон стоял в ванной и рассматривал свою умноженную четырьмя зеркалами наготу. Комната представляла собой книжную иллюстрацию, которую сделал человек, знавший Англию только по рекламным роликам торговой компании «Айвори» и романам Барбары Картленд. Джон размышлял, сколько тысяч гаг пожертвовали своими жизнями, чтобы придать этому пастельному, ситцевому дому такую пуховую мягкость. Подушки там и сям, шторы больше напоминали перину, каждая вещь пружинила. Ковер поглощал ступни, белые полотенца были такими же пухлыми, как рождественские гуси на вертеле, мыло выглядело маленькой розовой подушечкой. Кругом роскошь вещей, которые льнули и ластились к человеку. Что действительно подкупало, так это плотная, бархатная теплота. Джону никогда не приходилось стоять в ванной и не дрожать. Его поразило не столько то, что это маленькое, но приятное удовольствие существовало в жизни и доставляло радость, сколько то, что оно до сих пор казалось ему недоступным. Как могло случиться, что комфортная нагота в ванной не вошла в цивилизованном обществе в число основных прав человека? И почему его не предоставляет по первому требованию государство всеобщего благоденствия? Джон вступил чуть не по пояс в манящий викторианский сосуд и почти утонул: ноги не касались противоположной стенки — под ними была одна лишь вода. Там, где над поверхностью обычно, как два волосатых атолла, выступали его колени, теперь вспенивались облака пузырей. Джон откинулся на спину и сквозь клубы возносящегося пара смотрел на безукоризненный потолок. Потом взял толстую, словно шахтерский бутерброд, фланель и положил на лицо — забытое с детства ощущение. Он почувствовал, как горячая вода прогоняет все тревоги и заботы и они улетучиваются вместе с легким потрескиванием взрывающихся пузырьков.

Джон вылез из ванны и завернулся в полотенце размером с покрывало. Ли сидела скрестив ноги и выковыривала курицу из черного хлеба. В голове коротко мелькнул образ Петры — как она ела бутерброд с сыром — и возникла крупица вины: он впервые вспомнил о ней. Телевизор был включен.

— Мне предлагали в этой киношке роль. Слава Богу, что не согласилась. Исполнительница с тех пор не получила ничего. Теперь рекламирует шампунь от перхоти.

Они ели молча.

— Разотри мне спину, ну, давай, дорогуша. — Ли растянулась на животе.

Джону никогда не приходилось никому растирать спину, и он вообразил, что такого рода вещам калифорнийских мальчиков обучают в начальной школе. Такое впечатление, что они постоянно поглаживают друг друга по шее, массируют и забавляются со ступнями. Джон честно начал делать то, что обычно показывают в кино: длинные пальцы ощутили тонкий пергамент кожи, словно Ли была частью меблировки — из такого же дорогого материала. Он наклонился и поцеловал ее в затылок. Ли полуобернулась.