Поцелуй черной вдовы (СИ)

— Так, — веско отозвался на вопрос торговца Шекспир. — Иди-ка ты, куда шел, пока я властям не донес, чем ты, мерзавец, здесь занимаешься!

Торговец, ясное дело, не испугался угрозы, лишь улыбка его сделалась шире, и, откланявшись, он нырнул молча в толпу, растворившись в ней в один миг.

— Не бойся, — сказал вдруг Шекспир и, взяв ее за руку, потащил через толпу.

Не бойся?

Соланж глянула на него, желая понять, к чему он это сказал, но молодой человек смотрел только вперед и маневрировал между прохожими, не обращая на нее никакого внимания.

В конце концов, они с трудом выбрались из толпы и оказались на южном берегу Темзы. И, спросив направление у уличного мальчишки, поспешили в сторону «Глобуса». Театр стоял недалеко от реки, так что долго идти не пришлось. Помпезное здание, в ширину вдвое выше, чем в высоту, оно еще издали бросалось в глаза: деревянные оштукатуренные стены, соломенная крыша, которая, как позже им стало известно, тянулась частично над сценой и ярусами — центр театра находился под открытым небом. Над единственной узкой дверью — табличка с надписью «Глобус» и изображением Атланта и земного шара.

— Выглядит очень даже солидно, — констатировала Соланж, остановившись у двери и разглядывая театр. — И претенциозно.

— И внутри все прекраснее, чем снаружи! — воодушевленный, уверил Шекспир. — Пойдем. — Он потянул узкую дверь.

Соланж опешила:

— С лошадью?

Молодой человек хлопнул себя ладонью по лбу.

— Извини, так торопился сюда, что не подумал о Демоне. Эй, пострел, — кликнул он босоного пацана, пробегавшего мимо, — присмотри за животным. Плачу пенс!

— С радостью, сэр. — Мальчишка подхватил переданные ему удила и легко взгромоздился в седло. — Я пока выгуляю его.

Соланж, глядя, как берберийца уводят в неизвестном ей направлении, мысленно попрощалась с ним — вряд она снова увидит его. Но возражать не решилась, вернее, не захотела: пусть это деньги, но с прошлым надо расстаться.

А конь — это прошлое.

— Поспешим же.

Шекспир толкнул дверь, и они оказались в узком сумрачном коридоре, откуда до них долетели звуки иного мира: актерские реплики, вскрики и охи зрителей, вибрация в воздухе, будто сама Мельпомена скользила по кирпичному полу в своей длинной широкой тунике.

Флаг над театром был поднят, а значит, шло представление…

— Пьеса уже началась, — шепнула Соланж. — Пустят ли нас?

— Я скажу, что друг Питтса — и пустят. Не бойся, Роб! — повторил он опять и, они оказались в открытом дворе перед сценой, полном народа.

Театр внутри оказался восьмиугольным с тремя ярусами для зрителей, с выкрашенными деревянными стенами, вымощенным кирпичом потом и небом над головой. Сиденья зрителей поднимались вверх, как лавки судей, и ярусами окружали широкую сцену.

Молодые люди завороженно осматривались вокруг, когда огромный детина опустил им ручищи на плечи.

— Безбилетники? Так не пойдет. Платите пенни или проваливайте!

— Вы не так поняли, — вывернулся из-под широкой ладони Шекспир, — я друг Питтса, актера из труппы. Мы и сами актеры, пришли искать место в театре.

Нахмурившись, здоровяк пробасил:

— Нет у нас никого по фамилии Питтс. А если хотите играть, так приходите с утра — представление каждый день в три — или спросите за сценой! Хотя не уверен, что Бёрбедж вас примет, он нынче не в духе!

— И все-таки мы бы рискнули.

— Тогда вам туда. — Говоривший указал на лесенку сбоку сцены, и они под грянувший хохот толпы поднялись по ней, оказавшись в темноте за кулисами. Здесь, за занавесом темно-синего цвета, толпились актеры, разодетые в удивительные костюмы, играли «Тамерлана Великого», а потому удивляться экзотике не приходилось, но Соланж все равно показалось, что она в волшебном лесу, полном неизведанных ею существ.

Она, кажется, даже дышать перестала…

— Эй, кто вы такие? — окликнул их кто-то.

— Я друг Питтса, хотел бы увидеться с ним.

— Питтса? У нас нет такого.

— Но как же, он сам говорил, что состоит в труппе «Глобуса».

— Врал, должно быть. У нас Питтса нет!

— Но он играл брата Джакомо в «Мальтийском еврее».

— Джакомо? — Говоривший задумался. — Так ты о косом? Он ушел месяца три-четыре назад. Слышал, подался в труппу «Слуг лорда-камергера»… А что, зачем он тебе?

Шекспир переглянулся с Соланж. Вид у него был совершенно растерянный, он явно не ожидал такого расклада… И уже собирался что-то ответить, когда со стороны актерских гримерок ворвалась «дама» с поднятой до пупа юбкой. Ноги у «дамы» оказались, к слову, мужские и волосатые и пробасила она совершенно неженственно:

— Где эта, будь она трижды проклята, Мэри Уокер? Мне вот-вот выходить, а юбка Абигэйл порвана по подолу. Как мне прикажете выйти в такой? Я, что ли, какая-то шлюха, а не уважающая себя женщина, дочь мальтийского джентльмена? — И актер закатил глаза. — Я отказываюсь играть в таком виде.

— Не будь дураком! — одернул его полный мужчина, тоже в костюме. — Выйдешь, как есть. А Уокер уволить. Где она, кстати?

— Понятия не имею. — Полтруппы пожало плечами. — Ее с утра нет.

— И все равно я так не выйду, — сказал травести.

Соланж же, действуя инстинктивно, подалась вперед и сказала вдруг: