Вскоре после того, как они добрались до Лондона, начал накрапывать дождь, и безлунная ночь стала казаться еще темнее. Вместо сияющего преподобного Тилсбури церемонией руководил сварливый архиепископ, которого по просьбе герцога вытащили из постели, чтобы выдать специальную лицензию на брак. Их со Стерлингом свадьба проходила в огромной гостиной архиепископского дворца в присутствии только лишь кузины Стерлинга и ухмыляющегося маркиза. И хотя Диане понадобился носовой платок, чтобы вытирать слезы, Лаура знала, что это были слезы не радости, а горести.
Рядом не было Лотти с букетом для Лауры, не было Джорджа, гордо вытянувшегося рядом с женихом, и не было Куки, которая могла бы крикнуть от всего сердца "Аминь!", когда архиепископ объявит их мужем и женой. Когда Лаура в последний раз смирила свою гордость и попросила Стерлинга позволить детям поехать с ней в Лондон, он отказался:
— Я не хочу все время оглядываться через плечо, опасаясь, что кто-нибудь столкнет меня с лестницы в собственном доме.
Поэтому Лауре пришлось прощаться со своей семьей на изогнутом подъезде к особняку в присутствии Стерлинга, с полным безразличием наблюдающего за ними.
Довер стоял, сжимая в руках шляпу, и его изрезанное морщинами лицо выражало страдание.
— Это все из-за меня, мисси. Я думал, что если остановлю свадьбу, то мне не придется смотреть, как вас навечно приковывают к этому дьяволу.
Лаура прикоснулась к синяку на его скуле, все еще ужасаясь тому, как он пострадал ради нее.
— Ты не виноват, Довер. Здесь я могу винить только себя саму.
Куки дождалась своей очереди и обняла Лауру, ее испачканный мукой передник пах мускатным орехом и корицей.
— Не падай духом, моя овечка, — прошептала она. — Мужчина, сжевавший дюжину пересушенных оладушек, только чтобы не ранить чувства старой женщины, не может быть настолько ужасен, как о нем говорят.
Лаура повернулась к Лотти и Джорджу, стоящим около открытой дверцы экипажа. Губы у Лотти дрожали, но ей все-таки удалось улыбнуться.
— Всем известно, что именно я — Несравненная Красавица нашей семьи. Кто бы мог подумать, что именно ты подцепишь богатенького мужа?
— Ему лучше как следует заботиться о тебе, — сказал Джордж, бросая на Стерлинга взгляд, в котором была скорее боль, чем угроза. — А если он этого не сделает, то будет отвечать передо мной.
Загоняя внутрь слезы, Лаура опустилась на колени и протянула им руки. Здесь не нужно было слов. Благодаря великодушию леди Элеоноры, они до сих пор ни разу не расставались, даже на одну ночь. Лаура не представляла себе, что может наступить день, когда она не сможет оказаться рядом, чтобы убрать выбившийся локон Лотти или стереть грязное пятно с веснушчатого носа Джорджа.
Они не выпускали друг друга из объятий, пока Лаура не отстранилась и не заставила себя храбро улыбнуться сквозь слезы.
Выражение лица Стерлинга не изменилось, ни когда он усаживал ее на шикарные бархатные подушки экипажа, ни когда они проезжали мимо кладбища, где была похоронена его мать.
Теплое дыхание Стерлинга коснулось ее волос, когда он наклонился и прошептал:
— Нет ли у тебя еще чего-то, чем бы ты хотела с нами поделиться?
Лаура покачала головой, крепко сжав губы.
Когда архиепископ протянул им молитвенник, Стерлинг снял со своего пальца кольцо с печаткой и отдал ему. Священник вернул кольцо Стерлингу, и тот надел его Лауре на палец, но в его глазах больше не светилось обожание, как это было в залитом солнцем нефе церкви Святого Майкла, сейчас они смотрели на нее настороженно. Ей пришлось сжать руку в кулак, чтобы не дать кольцу соскользнуть. Один только рубин в нем должен был стоить сумасшедших денег, но его тяжесть казалась Лауре тяжестью кандалов. Стерлинг не знал, что она носит гранатовое кольцо его матери на шее, на дешевой серебряной цепочке.
У Лауры не было даже времени осознать тот факт, что она только что вышла замуж второй раз за два дня, потому что ее снова засунули в экипаж и увезли в Девонбрук Холл. Пригибаясь под дождем по пути от экипажа до дома, Лаура смогла получить лишь очень неясное впечатление от высоких арочных окон и большого каменного здания, возвышающегося над другими домами в одном из самых престижных кварталов Уэст-Энда.
Кто-то уже предупредил слуг, что должен прибыть герцог со своей молодой женой. В похожем на пещеру холле их ждал лысоватый и слегка горбатый мажордом, его рука в белой перчатке держала зажженный канделябр. Но казалось, что свечи только сильнее подчеркивают темноту. Лаура чувствовала могильный холод мраморного пола даже через подошвы своих туфелек.
Когда из темноты появился лакей, чтобы помочь ей снять влажную от дождя мантилью и шляпку, мажордом нараспев произнес:
— Добрый вечер, ваша светлость.