Поцелуй чудовища

Выдрав ее как следует, он, как ни парадоксально, не заимел на нее никаких прав. Посмей он щипнуть ее за зад — и она влепит ему звонкую пощечину. Намекни он ей о клубе — и она сочтет это за оскорбление, а то и вовсе может удрать, убежать из его жизни, сгорая со стыда, ведь такими тайнами не делятся ни с кем.

А третья вещь, которую Глеб понял, но сознаться себе в ней не посмел, заключалась в том, что к его дикому, одержимому желанию прибавилась еще и острозубая ревность, которая острыми зубами впилась в его разум и мгновенно сточила остатки здравого смысла. Сквозь стеклянные двери в кабинете своего зама он увидел, как к Олечке подкатывает снабженец, Пашка, что-то загадочно шепча ей на ушко и пытаясь приобнять ее за плечики. И одного того, как его масленый пошлый взгляд ныряет в вырез ее блузочки, Глебу хватило, чтоб затрястись, как в лихорадке.

— Твою же ма-ать, — протянул Глеб изумленно, больше удивленный не нахальством Пашки, жмущегося к Олечке, которая, по своему обыкновению, краснела и неловко отталкивала слишком навязчивого ухажера, сколько собственной болезненной реакцией на эту, казалось бы, ничем непримечательную картину.

В памяти всплыло развеселое студенчество и первая настоящая любовь, поцелуи при луне и клятвы верности, и драка — тогда к его девушке, с такой же нахальной, мерзкой и гладкой рожей, как у Пашки, подкатил молодой мажорчик. Ночевали все трое в обезьяннике, но Глеб испытывал только злое удовлетворение, оттого что нахлестал как следует по этой похотливой гладкой морде, разбил в кровь поганые жирные губы, которые шептали его женщине соблазнительные непристойности…

Давно это было, давно…

С тех пор, пожалуй, Глеб никого и не ревновал Ни своих жен, ни любовниц. Со всеми расставался легко, улыбаясь, понимая, что ни одна из них не затронет уголка души и не заставит неистово бороться и драться. Отболело, прошло.

Проведенная параллель и всколыхнувшиеся, словно зарница, воспоминания, причинили боль, занывшую в груди словно старая рана, и Глеб, развернувшись, почти бегом бросился прочь — подальше от Олечки, от воспоминаний и от собственных желаний.

Глава 6. Сессия номер два

Весь день зловещей тенью следуя за Олечкой, Глеб так и не нашел подтверждения своим догадкам. Олечка была весела и беспечна — насколько это вообще возможно на работе, а встречаясь с ним взглядом, не тушевалась и не отступала смущенно прочь.

Похоже, его, Глеба, в ее маленьком мирке радости просто не было.

Не о нем, а об анонимном любовнике она думала, не о Глебе — о другом! — она мечтала и вспоминала так, что наверняка трусы намокли. От этих приятных мыслей у нее разгорались глаза и зарозовели щеки, Олечка вдруг расцвела, раскрылась, как бледный розовый бутон, туго завернутый в серебристо-серые атласные лепестки, внезапно явив миру насыщенный, почти алый цвет. Глебу показалось, что она даже похорошела, стала еще красивее и женственней, в походке и жестах появилась томная неторопливая плавность, и Глебу хорошо была известна цена, заплаченная за это! Слезы, льющиеся из-под повязки на глазах, умоляющие стоны и нетерпеливая жаркая возня ее извивающегося тела под ним.

Этак красота словно была упрятана глубоко и зрела, невидимая посторонним, а теперь вдруг раскрылась, поразив весь свет своим неожиданным появлением, и ее увидели все, абсолютно все. Олечка с утра купалась в комплиментах, краснея от смущения и удовольствия, и Глеб замирал, мучаясь от невозможности коснуться ее опущенного лица, от невозможности провести по ее персиково-нежной щеке и зажечь в ее глазах исступление, которое, наверняка, сделало бы Олечку еще краше!.. А она ходила, как ни в чем ни бывало, и даже не смотрела в его сторону!

И что хуже всего, вокруг нее увивался этот чертов снабженец.

Пашка был женат, его жена работала под его началом, но это не мешало ему ходить налево и флиртовать со всеми мало-мальски симпатичными сотрудницами. На людях, на корпоративах, он не позволял себе слишком многого — умный, падла, — всего лишь разговорчики, развлекающие его очередную жертву, вежливые ухаживания типа подай-принеси-налей, и такие острожные, вкрадчивые прикосновения, словно желая, чтоб его жертва привыкла к нему, к его праву ее касаться, и не отторгла его, когда он решится на большее.

Вот и сейчас он осторожно обнимал Олечку за плечи, что-то шепча ей на ушко, отчего девушка смущалась, краснела, а потом заливалась веселым звонким смехом.

И у Глеба просто воспламенялся мозг.

В столовой, куда Олечка спустилась наскоро перекусить, снабженец от нее не отстал. Он продолжил ворковать, что-то рассказывать девушке — травить байки он был великий мастак, — и Глеб насилу сдержал себя, чтобы не подскочить к этой парочке и не наорать на них за то, что устроили шуры-муры на рабочем месте!..