Поцелуй дочери канонира / Бестия

Вексфорд не сразу понял, что она имеет в виду. В суде это до сих пор называют словами «по естественной надобности». Вердена это сообщение, казалось, озадачило. Ведь прошло всего десять минут, как Биб ушла из дому. Впрочем, конечно, ей могло и «приспичить». А может, она просто не осмеливалась пользоваться туалетом в Танкред-Хаусе.

— Вы слезли с велосипеда, — мягко сказал Вексфорд, — и углубились в лес. И тут вы увидели это?

Биб задрожала. Но инспектору нужно было довести дело до конца.

— Вы не поехали в Танкред, а вернулись домой?

— Испугалась, испугалась, испугалась. Испугалась я. — Биб указала пальцем на стену. — Я сказала ему.

— Понятно, — сказал Берден. — А не можете вы сказать нам… сказать нам, где…

Она все же не закричала. Она издала звук, похожий на какое-то нечленораздельное бормотание, и вся сотряслась. Чай выплеснулся, и Вексфорд мягко забрал кружку из ее рук. Он заговорил самым спокойным и ласковым тоном, каким только мог:

— Это неважно. Не беспокойтесь. Вы сказали мистеру Хогарту, где?

Она непонимающе посмотрела на них. Инспектору показалось, что ее зубы вот-вот начнут стучать.

— Соседу.

Она кивнула. Руки ее снова потянулись к кружке и стиснули ее. Вексфорд услышал, что подъехала машина, и дал Бердену знак впустить Барри Вайна и Анни Леннокс. Они доехали ровно за одиннадцать минут.

Оставив Биб на попечении своей команды, Вексфорд отправился в соседний дом.

Велосипед молодого американца стоял у стены. На дверях не было ни звонка, ни молотка, так что инспектор подребезжал крышкой почтового ящика. Хозяин долго не выходил, а когда все же открыл, то не выказал при виде Вексфорда ни малейшей радости. Внимание полиции явно выводило его из себя.

— Привет, — сказал он сухо и со смирением продолжил: — А. мы с вами встречались. Входите.

Приятный выговор. Университетский, подумал Вексфорд. Хотя не того безупречного звучания, как у эталонного представителя «Лиги плюща» Престона Литлбери. Юноша провел Вексфорда в грязную неприбранную комнату. Именно таким инспектор и представлял себе жилище молодого парня, предоставленного самому себе. В комнате было много книг — полки для них были сделаны из досок, положенных на кирпичи. Довольно приличный телевизор соседствовал со старой сломанной кушеткой. На раздвижном столе в ворохе книг и бумаг, грязных тарелок и чашек тонули пишущая машинка, непонятные металлические инструменты вроде тисков и ключей и стакан, до половины заполненный какой-то красной жидкостью. Единственный в комнате стул — виндзорский с ажурной спинкой — был завален газетами. Юный американец смел их на пол и снял висевшие на спинке грязную белую футболку и пару несвежих носков.

— Могу я узнать ваше полное имя?

— Пожалуй, — ответил Хогарт, но называться не спешил. — А могу я узнать, зачем? Понимаете, я ведь не имею к этому никакого отношения.

— Таков порядок, сэр. Ничего страшного, можете не тревожиться. Я записываю — ваше имя?

— О'кей, если у вас так положено. Джонатан Стил Хогарт. — После этого он заговорил раскованно и напористо: — Меня называют Танни. Это я придумал, и с тех пор все меня так зовут. Не всем же быть Джонами, правда? Я подумал — если Патриция может зваться Триша, то почему я не могу быть Танни?

— Вы гражданин Соединенных Штатов?

— Ага. Мне что, нужно связаться с консулом?

Вексфорд улыбнулся:

— Сомневаюсь, что в этом возникнет необходимость. А здесь вы давно?

— В Европе я с прошлого лета. Где-то с конца мая. По-моему, у меня здесь, что называется, гран-тур. Ну а в этом доме живу, наверное, с месяц. Я студент. То есть, бывший студент и, надеюсь, будущий. С осени в УЮМ. А пока — вот, нашел это жилье. Как вы это называете? Хижина? Нет, домик. Только поселился, и тут началось: сначала бойня в той усадьбе, потом леди из соседнего домика находит какого-то беднягу в петле на дереве.

— Какого-то беднягу? Так это мужчина?

— Смешно, только вообще-то я не знаю. Я как бы предположил.

Американец виновато усмехнулся Вексфорду. У него было тонкое лицо. Не то чтобы красивое, но чувственное. Черты изящные, как у девушки. Большие синие глаза с длинными густыми ресницами, прямой нос, нежная розовая кожа — и густая темная двухдневная щетина. Этот контраст как-то сразу бросался в глаза.

— Ждете, что я расскажу вам, что случилось? Удачно, что я оказался дома, правда? Я только вернулся из УЮМ…

Вексфорд перебил его:

— Вы уже произносили это название. Что это — УЮМ?

Хогарт посмотрел на него как на тупого: