Поцелуй или смерть

Менделл сидел, глядя на огонь и размышляя обо всем сразу. В его ушах стоял голос матери, ее громкий возмущенный голос.

"Пьянствовать? Да. Драться? Да. Попасть в тюрьму? Да. Но никогда не было еще ни одного сумасшедшего Менделла! Никогда еще не было ни одного Менделла в конце Ирвинг-парка!"

Хорошо, пусть будет так. Ну, что ж, один из них все же там был или, по крайней мере, был близок к этому.

Зловещая трапеза подходила к концу. Менделл обрадовался, увидев, что она заканчивалась.

– А что, если мы будем пить кофе и ликеры в музыкальном салоне? – предложил мистер Эбблинг.

– О, ради бога, уйдем отсюда! – воскликнула Галь. – В этой комнате до такой степени тоскливо!

Менделл почувствовал легкое головокружение, когда встал, чтобы отодвинуть стул жены. Ему стало трудно держать глаза открытыми.

– Пожалуй, мне больше не стоит принимать алкоголь. Вино оказалось крепче, чем я ожидал. Думаю, я уже выпил свою норму.

– Не будь идиотом. – Галь дотронулась до шрама над его глазом. – Я очень люблю тебя, когда ты немного выпивший. И перестань говорить как боксер. – Она подчеркнула сухость своих слов, сморщив нос и в упор посмотрев на мужа.

– Тогда, кажется, мне лучше молчать, – ответил Менделл.

– Вы отлично справляетесь, – запротестовал Эбблинг. – На чем закончилась ваша учеба, Барни?

– Я несколько лет учился в школе, – отозвался Менделл. – Примерно до тех пор, пока не дошел до некоего Цезаря, который имел наглость разделить страну на три части. Тут мне пришлось пойти работать, и я так и не узнал, как он с этим справился.

– Ах, ты!.. – Галь сжала его руку.

Музыкальный салон был маленьким. Маленьким и похожим на гостиную. Он находился в задней части дома, напротив озера. Но все равно там без труда размещались рояль, радиоприемник, магнитофон и большой телевизор. Там же стояли очень удобные кресла и диван. Галь положила полдюжины пластинок на проигрыватель.

– Может, ты хочешь посмотреть телевизор?

– Мне все равно, дорогая, – покачал головой Менделл.

– Ладно, я предпочитаю телевизор, – заключил Эбблинг, удобно устраиваясь в кресле. – Барни, а в клинике были телевизоры?

Внезапно Менделл почувствовал, что у него сильно болит голова. Ему так хотелось, чтобы Галь и ее отец забыли про клинику! Это уже все в прошлом, и он сам так хотел забыть о ней!

– Да, сэр, там они были, и очень хорошие.

Он сел в низкое кресло, и Галь сразу же пересела к нему на колени.

– Андре, принесите нам анисовку. И не забудьте, что мистер Эбблинг любит очень крепкий кофе.

– Не забуду, миссис, – ответил Андре.

Менделл смотрел, как Андре наливает ликер в два стакана и ставит их на край столика. После этого Андре хорошенько перемешал скотч для мистера Эбблинга. Менделл решил, что Андре куда лучше справляется с обязанностями шофера, чем лакея. Такой же крупный, как и Менделл, Андре чувствовал себя неуютно в ливрее.

– Я всегда любил Чайковского, особенно его Четвертую симфонию. – Эбблинг удовлетворенно покачал головой. Да и Пятую тоже. А он что, русский или поляк?

– Кажется, русский, – ответила Галь.

С напряженными до предела мускулами Менделл пытался слушать музыку и не мог. Эбблинг протянул ему коробку с сигарами.

– Сигару?

– Нет, спасибо, – Менделл заставил себя улыбнуться. – Предпочитаю "Кэмел". – Он достал из кармана пачку и предложил Галь.

– Не сейчас, дорогой, – покачала она головой, и так как Андре входил в комнату с серебряным подносом, на котором стоял кофейный сервиз, она приказала ему: – Андре, сделайте, пожалуйста, погромче. Отец качает головой, как болванчик, а я до такой степени уменьшила звук, что ничего не слышу.

– Слушаюсь, миссис, – ответил Андре и повернул ручку.

Из телевизора вырвались такие мощные звуки, что Менделл непроизвольно вздрогнул. Галь, по-прежнему сидевшая у него на коленях, повернулась, чтобы лучше видеть его.

– В чем дело, дорогой?

Менделл затянулся сигаретой, потом положил ее на серебряный поднос рядом с чашкой, которую только что наполнил Андре. Ему было стыдно говорить ей правду.

– Ничего, ровным счетом ничего, любовь моя. Галь провела рукой по его волосам.

– Хочешь, я скажу тебе кое-что, дорогой? – Она задержала дыхание и немного поерзала у него на коленях, чтобы еще больше усилить ощущение их близости. – Я всегда мечтала выйти замуж за блондина.

Менделл нежно погладил ее, выпил ликер и сразу понял, что ему следовало бы воздержаться от этого. Напиток оказался крепче всех, которые он до этого пил, и у Барни появилось ощущение, что голова его стала резиновой. Галь по-прежнему ерзала у него на коленях, все сильнее прижимаясь к нему. Менделл посмотрел на Эбблинга, который отвел взгляд и качал головой в такт музыке. Глядя на него, Менделл огорчился. У Эбблинга был очень скверный вид, и глаза слишком блестели. Казалось, что он в сильном жару. Время от времени он сжимал губы, как от боли. Перехватив взгляд Менделла, Эбблинг произнес:

– Галь рассказала мне, что сегодня сюда приезжали инспектор Карлтон и лейтенант Рой.

– Да, сэр.

Это был один из тех редких случаев, когда Менделл видел тестя ругающимся.