Поцелуй кобры. По следу Кроноса

Копчёный опять задумался, но отбросив сомнения, проткнул острогой чёрные воды, по самую рукоятку, едва сам не свалившись за борт. Только благодаря усилиям Штуцера, схватившего его за хлястик плаща, незадачливый водный охотник остался сухим. Ругаясь и чертыхаясь, Копчёный ещё несколько раз повторил попытку, но в это утро рыбацкая фортуна отвернулась от него, рискуя нарваться на музыкальный привет… Ругаясь, почём зря, он приказал немедленно причалить к берегу и, выпрыгнув из лодки, подбежал к рюкзаку. Из его глубин был немедленно извлечён пластит, угрожающих размеров. Статичная выразительная поза на пару секунд украсила берег: на вытянутой руке Копчёный держал взрывчатку, способную пустить на дно баржу, весьма внушительного тоннажа. Пламенный революционный взгляд подтверждал решимость их хозяина и сталкеры бегом покинули берег, удаляясь на безопасное расстояние. Короед сглотнул слюну, а Штуцер сплюнул, но тем не менее, оба выбрали единственно правильное решение — присоединиться к новым товарищам. Когда дистанция, разделяющая их, сократилась до минимума — прогремел сильнейший взрыв, от которого заложило уши. Туча мелких брызг имела вездесущий характер и подхваченная ветром, она оросила ближайшие окрестности. Всё, что находилось в озере на глубине, до десяти метров, было поднято в воздух и разбросано в радиусе сотен шагов. Выброшенная взрывом на берег икра имела очень крупные размеры, а из каждой икринки грозила родиться новая жизнь, повинующаяся законам распада радионуклидов. Тёмно-зелёная тина, чёрный ил и вырванный с корнем тростник украсили берег, а посередине этого великолепия стоял Копчёный, с чувством выполненного долга и превосходством человека над злыми силами природы. На это указывало выражение его лица, имеющего удовлетворительно-злорадные оттенки. Копчёный стоял, как мавр Её Императорского Величества, держа в руке поднятый с земли светящийся рыбий ус, как подсвечник со свечой. Его оторвало, вероятно, там — в глубине и выбросило на берег поднятой волной.

— Насколько я понимаю — встреча с живыми экземплярами не предвидится, — сделал заключение Крон, рассматривая картину погрома. — Как его только не контузило…

— Этот урод, все запасы пластита за раз использовал! — с досадой произнёс Штуцер, гневно косясь на виновника торжества. — Теперь, князь Тараканов может в бункер не пустить.

— Почему? — не понял Дед.

— Угрожать нечем…

Комбат оглядел побережье поверхностным взглядом и спросил штатных рыбаков:

— Они, в смысле — икринки, как амёбы, делиться не будут?

— Почему делиться, — не понял Короед, — может быть вылупляться?

— Чего спорить — солить давай и отправлять на Большую Землю! — рявкнул Копчёный, очнувшись и выйдя из ступора.

— Лучше учёным, — возразил Штуцер. — До Большой Земли, ой как далеко: и в прямом, и в переносном смысле.

— Я это и имел ввиду, в смысле — НИИ, а они уже пусть сами думают, что с ней делать: отправлять куда или самим жрать — до рыбьего фонаря.

Копчёный посмотрел на светящийся ус глубоководной рыбины, который он держал в руке и выбросив, за ненадобностью, приступил к сбору икры.

— Пару кило, надо бы в бункер отнести, — напомнил Штуцер. — Налим рад будет, свежему материалу.

— А что он с ней делает? — полюбопытствовал Бармалей.

— Пытается вывести мальков и вырастить взрослые экземпляры.

— Ну и как? — осведомился Почтальон.

— Пока никак, — отмахнулся Штуцер, оглядываясь по сторонам и оценивая фронт предстоящих работ.

— Надо бы осмотреть окрестности — может, в кусты что улетело, — посоветовал Короед новым знакомым, чтобы те не стояли над душой.

Работа закипела: кто солил икру, кто шуршал камышами — всем нашлось дело. Оказалось, что помимо икры, на берег выбросило трёх «Морских чертей». Сейчас их приволокли в лагерь и свалили в кучу, с любопытством разглядывая представителей глубин далёкого океана, неведомо как обосновавшихся в достаточно скромном водоёме Европы. У одного из «Чертей» оказались выбиты зубы, что указывало на его непосредственную близость к эпицентру взрыва. Рыба фосфоресцировала мягким зелёным свечением, но всё-таки, достаточно ярким, для того, чтобы прочитать газету. Газет не было и сталкерам ничего не оставалось делать, как только озадачиться сохранностью рыбацкого улова. Об утилизации отходов речь не шла, так как учёные поглощали всё, что могла предложить зона отчуждения.

Из-за плотной стены тростника раздался взволнованный голос Пифагора:

— Мужики — идите сюда!

Прибежавшим на призыв, открылась впечатляющая картина: среди тростника, на болотных кочках — лежала анаконда. Именно это было первым, что пришло в голову каждому, увидевшему монстра. Собравшийся консилиум живо обсуждал находку, не заботясь о подборе слов и выражений. Чудище напоминало гигантскую мурену, размером с водяного удава из дебрей Амазонки. Различие состояло в наличие внушительных зубов, способных перекусить то, что не поддавалось воображению и светящихся, по краям, двух пар плавников.

— Палеозой, мать его за ногу! — шумно вздохнул Бульдозер.

Что он, этим, хотел сказать, выяснять не стали.