Поцелуй меня, дьявол

Потом она ушла, и в комнате стало чуть темнее.

Глава пятая

Некоторое время я сидел неподвижно, уставившись на многоцветные отражения города, которые сменялись в моем окне, как в живом калейдоскопе. Голос гигантского монстра за стеклом звучал, как несмолкаемый гул, но стоило хорошенько прислушаться к нему, и он превращался в монотонное издевательское хихиканье над большими и малыми заботами десятка миллионов людей, а потом постепенно перерастал в сатанинский смех, когда смешит кровь, бегущая из открытой раны, а самая забавная штука — смерть.

Да, он смеялся над такими, как я и вы. Это был голос палача, который хохочет при каждом ударе хлыста, исторгающем крики у жертвы. Тихий голос, покрывающий слабые крики, и более громкий голос, покрывающий страдальческие стоны.

Я прислушивался к нему и прокручивал в мыслях статистику. Столько-то погибших в минуту в дорожно-транспортных происшествиях, столько-то раненых. Столько-то убитых в час в результате прямого насилия. Столько-то… столько-то… Эти цифры выстраивались в чудовищный перечень, который не уставали повторять на заседаниях и собраниях.

Не говорили только об одном. Сколько живет в смертельном страхе? Сколько лежит по ночам без сна, терзаясь мрачными мыслями? Сколько с тревогой думает о том, где их дети и что они делают? Сколько становится жертвами тайной армии рэкета с ее бесшумной тактикой террора?

Я слышал голос за окном и знал, что это не какой-то неосязаемый монстр. И не какой-то гигантский механический агрегат, который может действовать сам по себе. И не отдельное живое существо со своими собственными правилами и законами. Ничего похожего.

Люди, только люди.

Просто слабые люди из плоти и крови, в большинстве своем хорошие люди. Но есть среди них мерзкие ублюдки, насосавшиеся крови своих ближних и раздувшиеся от собственной власти до такой степени, что стоит их проткнуть, и они лопнут, как перезревший арбуз, разбрызгивая вокруг себя свои потроха.

Мафия. Грязная, отвратная мафия. Безмерно разросшаяся банда неграмотных, тупоумных подонков, которые насаждают повальный страх и остаются безнаказанными, потому что у них есть деньги. Думаете, «Черная рука»[4] канула в прошлое вместе с сухим законом, и теперь не стоит об этом говорить? Многие вдовы думают совсем по-другому. Вдовцы тоже.

Как сказала Велда, будет очень нелегко. Не станете же вы спрашивать всех подряд, где найти главаря мафии. Вначале вы находите человека, которого можно спросить, и если к этому времени вы еще живы и он жив, вы спрашиваете. Затем находите и спрашиваете других, с каждым разом приближаясь к той черте, за которой вас ждет пуля или нож.

Они работают по закону, жестокому, нерушимому закону. Если мафия наложила на вас лапу, она никогда ее не снимет. Попробуйте сделать хоть шаг, один нерешительный шажок, чтобы сбросить ее, и вам конец. Иногда он наступает через день-два, иногда проходит целый год, но с этого момента ваша песенка спета.

В некотором смысле это даже забавно. Где-то на вершине стоит трон. На нем восседает человек, от которого лучами расходится страх, как нити паутины. Он делает жест рукой, и кто-то умирает.

Он делает еще один жест, и кто-то вопит под пыткой. Он кивает головой, и кто-то сам прыгает с крыши, потому что не видит иного выхода. И все это делает один человек. Один слабый человек из плоти и крови.

Я мрачно усмехнулся при мысли о том, как бы он вел себя, если бы на минуту был лишен оружия и власти и оставлен в закрытой комнате с кем-нибудь, кому он не нравится. Я почти видел его лицо за окном, и губы мои растянулись в зловещую усмешку, потому что теперь я точно знал, что буду делать.

Было поздно, но только по часам. Город зевал и потягивался после ужина, пробуждаясь к ночной жизни. Дождь затих, возвестив о своем конце глухим рокотом неба. Воздух стал чище, свет чуть ярче, лавина автомобилей пошла на убыль, так что я без труда поймал такси и доехал до дома, где жил Пэт.

Он впустил меня с улыбкой, промычал что-то сквозь стопку бумаг, зажатую в зубах, махнул рукой в сторону гостиной и взял мое пальто. Ему достаточно было одного взгляда, чтобы заметить отсутствие пистолета у меня под мышкой.

— Выпьешь? — спросил Пэт.

— Не сейчас.

— Всего лишь имбирный эль.

Я покачал головой и сел. Пэт налил себе стакан, опустился в кресло с подголовником и сунул бумаги в конверт.

— Рад видеть, что ты путешествуешь налегке.

— А для тебя это неожиданность?

Он усмехнулся краем рта.

— Я полагал, что ты сам знаешь, как себя вести в такой ситуации. Хочу только сказать, что я тут ни при чем.

— Но ты не очень об этом сожалеешь, ведь так?

— По правде говоря, не очень. — Он побарабанил пальцами по конверту, затем поднял на меня глаза. — Это режет тебя в смысле работы, но я не думаю, что ты умрешь с голоду.

— Я тоже так не думаю, — усмехнулся я в ответ. — До каких пор меня собираются держать на привязи?

Ему совсем не понравилось, что я улыбаюсь. Вокруг глаз собрались морщинки — верный признак раздражения. Он знал, что я это вижу, и надолго приложился к пиву. Потом сказал: