Поцелуй на пожарной лестнице

– Ошибаетесь, – улыбка исчезла из его глаз, – никто не стал бы просто так, из пустого интереса, копаться в истории вашего появления на свет – ни я, ни даже она, – он кивнул на Зою Петровну.

Та сложила руки на груди и словно закаменела.

– Отвечу на ваши вопросы по порядку. Вы спросили, зачем она это сделала? Не зачем, а за что: за деньги! Наша Зоя Петровна, видите ли, по состоянию здоровья перешла работать в архив больницы. И там – от скуки ли или от врожденной добросовестности – стала штудировать старые медицинские карточки. И почерпнула для себя, надо полагать, много интересного в этом, как вы выразились, «грязном белье». Только интерес у нее был чисто деловой: она решила попробовать поторговать некоторыми секретами. Я верно излагаю, Зоя Петровна?

– Верно, – спокойно ответила она, – это был для меня единственный способ получить хоть какие-то деньги.

– Ну и как, – поинтересовалась Катя, невольно заражаясь ее спокойствием, – много вы… заработали?

– Не очень, – Павел улыбнулся одними губами, в то время как глаза его смотрели жестко. – Зое Петровне не очень-то везло – слишком много прошло времени. Кто-то сменил место жительства, кто-то – страну проживания, кто-то умер, кто-то развелся, чьи-то дети выросли, и их отцам было уже не так интересно узнать, что всю жизнь они платили алименты на чужого ребенка.

Катя отвернулась к аквариуму. Осьминог по-прежнему таращился на нее из-за обломков корабля.

– Если бы ваш отец был жив, она пришла бы к вашей матери, – продолжал Павел, – и та, конечно, заплатила бы за вот эту тетрадочку приличную сумму денег. Но опять-таки Зое Петровне не повезло: ваш отец умер, и ваша мать вполне могла указать ей на дверь. И тут в дело вмешался случай – в виде соседа по коммунальной квартире, бывшего вора, бывшего зэка, – в общем, человека больного, спившегося и нестоящего. Он опустился до того, что вламывается к соседям и шарит по шкафам и буфетам в надежде найти там заначенные деньги или спиртное. Денег он у Зои Петровны не нашел, зато нашел вот эти бумажки. И фамилия Седых его насторожила, потому что именно этого человека он хорошо знал раньше – они вместе сидели. И что-то они не поделили или он просто так решил сделать старому другу гадость.

«Зачем он мне все это рассказывает? – внезапно подумала Катя. – Зачем он тянет время? Для чего мне знать какие-то подробности? Ему хочется меня помучить перед смертью? Зачем он свел нас вместе с этой теткой с жутким голосом? Для чего он вообще притащил меня сюда, его подручные спокойно могли меня прикончить на месте…»

– Зоя Петровна! – Павел нарушил затянувшееся молчание. – Вы мне очень помогли, теперь можете быть свободны. Деньги получите у моего человека, он ждет вас за дверью.

Бывшая медсестра молча наклонила голову, повернулась на пятках и вышла из кабинета деловым шагом. Катя и осьминог проводили ее взглядами. Дверь отворилась – на пороге стоял Резаный. Он взглянул на Павла, тот чуть заметно прикрыл глаза. Глядя на ответную кривую ухмылку Резаного, Катя усомнилась, что этот тип используется хозяином для денежных расчетов. То есть в определенном смысле – если надо кого-то испугать или просто убить и отобрать деньги. Но он не по бухгалтерской части – да из Резаного такой же бухгалтер, как из нее, Кати, – укротитель львов!

– Ну, теперь мы поговорим по-простому, без церемоний! – оживился Павел. – Не будем терять время попусту. Ты небось думаешь, зачем ты мне так понадобилась?

Катя невольно отметила произошедшую с хозяином кабинета перемену: исчезли показные хорошие манеры, мягкий тон и приветливый голос, которые, правда, и так никого не могли бы обмануть. Теперь перед Катей стоял злобный опасный тип. Он оскалил в улыбке безупречные зубы, слишком белые для того, чтобы быть настоящими, уселся поудобнее и заговорил, выплевывая слова, как использованную жевательную резинку.

– Сама ты со всеми своими цацками, – он указал на брошку, что приколол ей к свитеру дядя Вася, – никому напрочь не нужна. Толку от вас, баб, никакого, одни неприятности! Ты – только пешка, разменная монета в большой игре. Думаешь, отчего Свояк, папаша твой настоящий, так пекся о том, чтобы никто не знал, что ты – его дочь? О матери твоей думал, не хотел ее семейную жизнь рушить?

Катя так и считала, но сейчас, услышав издевательские нотки в голосе хозяина кабинета, сочла за лучшее промолчать.

– Или, может, он не хотел девочке травму психологическую нанести: дескать, ее папа – это не папа, а дядя Вася… то есть, тьфу! Я уж и сам запутался.

Павел выскочил из-за стола и подошел к белесому растению. Кате показалось, что мертвенно-голубые цветы оживились и потянулись к хозяину за лаской, а скорее всего, за питанием. Один цветок приоткрылся, однако Павел и не подумал туда ничего положить. Цветок подождал немного, раскрылся пошире, как будто зевнул, и разочарованно захлопнул пасть.

«Хоть бы он ему что-нибудь откусил!» – в сердцах подумала Катя.