Поцелуй на прощание (СИ)

Когда Наташа вернулась за столик, Торис с отсутствующим видом пил кофе. На девушку он глянул мутно и сонно, будто лунатик.

— С тобой все в порядке? – беспокойно спросила Беларусь, внимательно вглядываясь в его лицо. Мучительно медленно Торис моргнул.

— Я очень устал…

— Понимаю, — тут только Наташа ощутила свинцовую тяжесть, неумолимо давящую на виски. – Я тоже. Надо еще немного продержаться. Сядем в электричку, поспим.

Литва молча кивнул и сделал очередной глоток. Припозднившиеся люди тем временем растекались из зала, и вскоре в нем остались только беглецы да пришедшая только что шумная компания в углу, оглашавшая помпезные своды взрывами хохота. Беларусь посмотрела на них недовольно, но тут же утратила к ним всякий интерес. В голову ей лез всякий бред.

— Торис, я…

Запнувшись на полуслове, девушка мысленно отвесила себе звонкую пощечину. Язык уже не подчинялся воспаленному от недосыпа разуму и собирался наговорить какую-то несусветную ерунду. «Не время, не время», — думала Наташа, не осознавая даже толком, что собиралась сказать. Торис вовсе сделал вид, что ничего не заметил; Беларусь заметила только мелькнувшую на его губах нежную улыбку. Отвернувшись, она хотела позвать официанта, но к собственному удивлению отметила, что тот куда-то испарился вместе с остальными служащими.

И вдруг случилось самое страшное, что только могло произойти. Хрустальная дверь, вышибленная ударом ноги, разлетелась по полу кучей осколков, и в зал посыпались, как крупа из разорвавшегося пакета, люди в одинаковой серой форме. В руках у каждого из них чернели пистолеты. Тут же подскочили со своих мест и те, кого Наташа приняла за шумных завсегдатаев ресторана. У них тоже было оружие. Ощетинившийся стволами круг сомкнулся вокруг Беларуси и Ториса.

Бледный как смерть Литва попытался подняться, но его одернул суровый голос одного из мужчин:

— Сидеть.

Покорно Торис опустился на место, судорожно вцепившись в край стола. Наверное, в нем еще оставалась какая-то воля, которая не позволяла ему упасть в обморок. Из-за спин милиционеров показался безмятежно улыбающийся, как и всегда, Ваня. В руке его поблескивал знакомый уже Наташе кран.

— Ну, все. Погуляли, и хватит, — доброжелательно произнес он, и от его тона у Беларуси по спине словно куском льда провели. Коротким жестом Россия приказал своим подчиненным опустить стволы и отойти на пару шагов. У столика они остались втроем.

Не переставая улыбаться, Ваня отодвинул соседний с Наташей стул и сел рядом, аккуратно прислонив кран к краю стола. Непроизвольно девушка отодвинулась от брата, хотя тот не показывал ни малейших признаков безумия.

— Ну что, — спросил Россия у комкавшего в руке салфетку Ториса, — вернешься домой?

Литва посмотрел на Наташу, и его зеленые глаза на миг блеснули сталью.

— Нет.

— Почему? – пытливо осведомился Россия, чуть наклонив голову.

Литва взорвался. Верно же, в нем сыграла та безнадежная храбрость, что заставляет осужденного на казнь бросаться на своего палача в бесполезной попытке отбить собственную жизнь.

— Почему?! Ты меня оккупировал, и спрашиваешь – почему?

По лицу Вани пробежала тень, и улыбка дрогнула, на секунду сменившись горестной гримасой.

— Оккупировал?..

Наташа, понимая, что сейчас с братом случится новый приступ, на всякий случай отодвинулась еще дальше. Но Ваня вновь поразил ее до глубины души – взгляд его не потемнел, подернувшись пеленой сумасшествия, а сделался чрезвычайно печальным. Даже тоскливым.

— Я тебя оккупировал? – повторил Россия почти беспомощно. Ториса, казалось, подобное поведение выбило из колеи. Наверняка он, как и Наташа, ждал крика, удара, даже выстрела – но никак не пронзительной грусти в ответ.

— Ну… — Литва стушевался. Во взгляде России – могло ли это быть? – блеснули слезы.

— А я ведь как лучше хотел. Как лучше, да…

Наташа до боли стиснула зубы и сжала кулаки так сильно, что ногти больно впились в ладонь. Надо было отвлечь себя хоть чем-то, чтобы сердце не разорвалось на части тут же.

Они молча смотрели друг на друга – те, кто никогда не сможет понять друг друга, ибо у каждого из них своя собственная правда. И, как подумалось Наташе, они никогда не смогут примириться, ибо ни один не сможет признать, что в чем-то был не прав.

— Знаешь, Торис, — наконец начал Ваня, поднимаясь из-за стола и беря кран, — я бы мог тебе наглядно показать, что такое настоящая оккупация, если Людвиг тебя ничему не научил в свое время. На будущее имей в виду – на оккупированных территориях не строят заводы, дороги и школы. Но раз уж ты так уверен, что находишься под тягостным ярмом…

Наташа и Торис смотрели, как Россия неторопливо замахивается, целя в крепления, удерживающие на стене над столом узорчатый щит и скрещенные мечи.

— …тогда тебе придется получить независимость так, как ее в свое время получил я.

Послышался треск, стол содрогнулся под тяжестью рухнувшего на него щита. Звон упавших на пол мечей гулко отдался в опустевшем сердце Наташи. Она не хотела, да и не могла понять, что сейчас случится на ее глазах.