— Немного, — ответил Литва, вздрагивая. Наташа видела, как мелко трясется чашка в его руках.
— Как спалось? – Наташа понимала, что брат вовсе не издевается. А вот Торис явно ждал подвоха.
— Замечательно…
— Вот и хорошо, — Ваня, явно удовлетворенный ответом, улыбнулся ему. Кто-то включил радиоприемник – из динамика полился голос диктора, зачитывавшего девятичасовые новости. Наташа слушать не стала, ушла на кухню с чашкой в руках. С ее удивлению, спустя несколько секунд там же оказался и Торис.
— Он издевается надо мной, — проговорил он страдальчески. – Вот же…
— Ни черта, — отозвалась Беларусь. – Запомни навсегда – он не умеет врать. У него это очень плохо получается. Все, что он ни говорит, он говорит искренне.
— Тогда он сумасшедший.
— Полегче, — предупредительно проговорила Наташа. – Рот зашью.
— А… извини. Но я просто подумал…
— Это самое страшное преступление, которое ты можешь совершить, пока ты тут. Просто не думай, Торис. Принимай все как есть, и будет тебе истинное, — распахнуть дверь холодильника, — коммунистическое, — взять бутылку молока, — счастье. – захлопнуть дверь так, что трясутся полки.
Литва наблюдал за тем, как она пьет.
— Завтра воскресенье, — пробормотал он.
— Ага.
— Что будешь делать? – он дважды заикнулся на последнем слове.
— Сидеть дома, — Беларусь посмотрела на Ториса, и тот под ее взглядом будто стал меньше ростом. – А что?
— Я… я просто давно тут не был, — казалось, ему стоило неимоверных усилий вытолкнуть из себя слова. – Я думал… может, ты… покажешь мне город?
Наташа долго смотрела на него, наблюдая, как меняется его лицо – от пунцово-красного до снежно-белого. «А он забавный», — мелькнула у нее мимолетная мысль. – «И правильно Ваня говорил… жалко его». Сама толком не осознавая, зачем делает это, она кивнула.
С детства у Наташи не было друзей. Была добрая и заботливая старшая сестра и любимый братик, а больше ей никто толком не был нужен. Мрачная и вечно хмурая, девушка старалась не общаться особо с другими странами, а если приходилось налаживать контакты – обходиться сухими, деловыми фразами. Что такое дружба и зачем она нужна, Беларусь не представляла. Да и зачем друзья, когда есть всегда поддерживающая в трудные минуты семья?
С Литвой было другое. С первого взгляда замкнутый, парень оказался открытым и чрезвычайно добрым. С ним можно было говорить часами, сидя на скамеечке в одном из московских парков, или вместе заниматься мелкой работой по дому – тогда время пускалось вскачь, и дело спорилось. Да и Торис все время старался удивить девушку – то притащит откуда-то тонкий томик стихов кого-то из запрещенных, а потом со смешным акцентом читает их вслух вполголоса, то раздобудет что-то из дефицитного, то неожиданно принесет билеты на вечерний киносеанс на лучшие места. Наташа только улыбалась, но в глубине души жалела об одном – что все это для нее делает не Ваня. У брата, к слову, работы последнее время прибавилось, и дома он появлялся только поздним вечером и сразу падал, уставший, на диван. Даже Ториса почти не трогал, впрочем, тот был этому только рад.
Дни летели за днями, будто пришпоренные лошади, но в память Беларуси четко впечатался лишь один. То был один из январских вечеров 1941 года. Недавно отгремели новогодние празднества, и жизнь в городе постепенно возвращалась в свое русло. Торис и Наташа прогуливались неторопливо на заснеженном пригорке недалеко от дома. Где-то гудела электричка.
— Ты хороший друг, Литва, — неожиданно вылетело у девушки. Торис замер, посмотрел на нее с непонятным недоумением и как-то растерянно протянул:
— Друг?..
— Ну да, — девушка наклонилась, попыталась слепить снежок, но тот рассыпался ворохом снежинок в ее руках. – А что такое?
— Ничего, — вздохнул Литва, как ей показалось, несколько разочарованно, и поднял голову к небу. Наташа проследила за его взглядом и тихо усмехнулась:
— Что-то там ищешь?
— Полярную звезду, — сообщил литовец, показывая пальцем куда-то в небесную арку. – Видишь? Вон там, над созвездием Медведицы.
Наташа замерла, пораженная. Торис тревожно посмотрел на нее.
— Ты что это?
— Ничего, — наконец проговорила девушка, кусая губы. – Просто мне показалось… будто ты мне это уже говорил.
Его глаза сверкнули.
— Уже говорил?
— Да… впрочем, неважно. Я все равно никогда не умела определять направление по звездам.
Тишина, окружавшая их, была почти пронзительной. Внезапно девушка заметила чуть невдалеке укатанный детскими санками склон и, подойдя к нему, присела рядом на корточки. Торис встал рядом. Беларусь не видела его лица, но чувствовала, что он улыбается.
— Только не говори, что хочешь прокатиться, — рассмеялась она, выписывая веточкой на снегу букву В. Ваня, Ванюша… Как он там? Может, уже вернулся? Пора было возвращаться домой.
— Торис, — вздохнула она, поднимаясь. – Пошли…