Поцелуй небес

…После разговора с Клифом, Тони впала в уныние. Она вдруг поняла, что помолвка с Джоном не просто игра в «блестящую партию» и не увлекательный эпотаж великосветских снобов. Астор любил ее до самоотречения. Позови его Тони сбежать вдвоем куда-нибудь на Аляску, он сделал бы это, скрывшись до конца жизни под чужими именами и биографиями каких-нибудь дремучих фермеров. Антония чувствовала свою власть над этим мужчиной, когда они были вместе, но не могла и предположить, какую реакцию вызовет у гордого Астора сведения о более чем пикантном эпизоде из жизни его невесты. Правда, он может не поверить Уорни — уж очень все это сомнительно: ночные замки, эстабаты, вакханалии, да и Лиффи не слывет эталоном благонравия и честности. А вдруг у Клифа остались какие-то документы — фотографии, видеопленка? Неужели он фотографировал это? Да что, в сущности, произошло? Господи, все случившееся в ночь посвящения витало в густом тумане. Как не напрягала память Тони, из тумана являлись лишь обрывки видений — костер на берегу черного озера, пляшущая в отблеске пламени толпа, лоснящееся жадное тело Лиффии… Где правда, где сон? Что было, что скрыл или сочинил одурманенный наркотиком разум? Выкурив подряд три сигареты и осушив пол бутылки «Амаретто», Антония позвала Шнайдера и рассказала ему об угрозе Клифа.

— Гаденыш! Он подписал свой приговор… — скрипнул зубами Артур. Потяни до Нового года с Астором. И даю тебе слово — ты больше никогда не услышишь голоса Лиффм…

— Артур! — ахнула Тони, — ты собираешься втянуть меня в какой-то криминал со стрельбой и погонями? Это не серьезно и совершенно меня не радует.

— Просто невеста лорда Астора не хочет признаться себе, что привязана к этому сукиному сыну, как веревочкой… Да только и ждет, чтобы он свистнул… Тони отвесила Артуру звонкую пощечину.

— Не смей! Я ненавижу Уорни!

— Вот у нас и классическая семейная сцена вышла. — Улыбнулся Артур, потирая щеку. — Не понимаю, как это еще вокруг не развезли слухи о том, что мы любовники. Хорошенькая бы вышла сенсация: «Менеджер Антонии Браун ревнует к лорду Астору!»

— Прости. Я на взводе. Оказывается, мне совсем не хочется терять Джони. И то, что ноет у меня в груди при мысли о расставании, очень похоже на любовь. — Тони пощупала центр грудины и надавила пальцем. — Смотри, прямо вот здесь, в центре. Очень болит.

— Древние считали, что душа человека находится в печени. Помнишь, орел не зря выклевывал Прометею именно этот орган. Не из гастрономических соображений — он жрал его душу. Потом подозревали, что вместилище души сердце. Но восточные учения склонны все же указывать на солнечные сплетения, как сосредоточие энергетики, т. е. высших нематериальных сил человека. Ты показываешь точно — это у тебя болит любовь, — Артур уселся и спокойно продиктовал:

— Звони своему агенту по прессе и дай эксклюзивное предновогоднее интервью. Смутно намекни, что собираешься расторгнуть помолвку с лордом Астором. Ах, лучше я это сделаю сам — надо временно ввести в заблуждение и нейтрализовать Уорни, а жениху можно будет подать информацию, как очередную журналистскую утку…

— Нет. Прошу тебя, Артур, не сейчас. Завтра мы едем на Остров, о чем растрезвонят газеты. Клифу станет известно, что Астор провел Рождество без меня. А 31 декабря мы с Джони увидимся и я все расскажу ему сама. Все как было. Если он действительно любит, должен понять и простить. — Тони зашмыгала носом. — Ну почему, почему мне так не везет?

…В доме Браунов царило предпраздничное оживление. Алиса давала распоряжения по поводу подготовки гостевых помещений, устройства елки и праздничного стола, который должен был отвечать требованиям людей различных национальностей и одной диетички, т. е. ее бескомпромиссной в приеме пищи матери. Елизавета Григорьевна прибыла прямо из Индии, где стала поклонницей кришнаизма и занимала долгими беседами Августу Фридриховну. Дамы быстро сошлись, казалось, встретились давние институтские подружки, не видавшие друг друга пол столетия. Они без умолку болтали и проходящая мимо озабоченная Алиса ловила обрывки повествований, относящихся чуть ли не к началу века. «Да, им еще долго придется грести до современности. Ну и ладно — хоть кого-то не мучают тревоги», — думала она, встревоженная скорой встречей с Йохимом и Антонией. К тому же — Виктория. Девушка старалась не обременять окружающих своим присутствием и, кажется, даже обрадовалась, когда в гостиную на втором этаже заволокли высокую серебристую ель.

— Ой, красавица какая! У нас только у мавзолея растут. Даже жалко рубить. Ей, наверно, лет 15, а может быть, как и мне, — нагнувшись над стволом Виктория стала подсчитывать годовые кольца, отчетливо обозначившиеся не срубе. — Семнадцать! Бедненькая…