Поцелуй осени

Далеко внизу тянулись засыпанные снегом белые поля, вились волнистыми полосами заледеневшие реки. Безлиственные леса казались сверху наброшенными на белую ткань обрывками жемчужно-серых кружев. Самолет уже приступил к снижению, и земля становилась все ближе. Увеличивались домики подмосковных деревень, вот уже можно стало рассмотреть темные окошки, проезжающие по дорогам машины, отдельно стоящие деревья. Если наклониться к самому стеклу, можно было разглядеть вдали районы Москвы, типовые многоэтажки, приземистые белые кубики школ, ленты автодорог, запруженные разноцветными игрушечными автомобильчиками. Лика почувствовала, как сердце дрогнуло и забилось сильнее — этот город, шумный, безразличный, вечно спешащий, суетливый и родной. Неужели она дома?

— Родина моя! — заголосил с заднего сиденья Петька, успевший набраться еще в аэропорту Таджикистана.

Лика отвернулась от иллюминатора, перевела взгляд на сидевшего рядом Владимира. Откинутая на спинку сиденья гордая голова, темное лицо римского императора, цепкие глаза, сейчас прикрытые тяжелыми веками… Между ними так ничего и не было сказано, и Лика поняла его молчание как попытку дать ей понять, что продолжения не будет. Что ж, она ни на что и не рассчитывала и теперь только пыталась запомнить, сохранить в памяти его ставшее таким родным и близким за эти три года лицо.

Он открыл глаза, поймал Ликин взгляд, протянул руку, привычным жестом провел пальцами по полоске шрама на ее виске и произнес вдруг:

— Не грусти, дочка. Мы что-нибудь придумаем в Москве. Я придумаю… Обязательно!

Лика невесело усмехнулась, отвела голову, скользнув губами по его твердым пальцам. Что-нибудь придумаем… Да, что-нибудь придется придумать. Заново научиться жить, работать, общаться. И так ли уж важно, что именно придумать конкретно для них двоих?

Их отбросило друг от друга, закружило в сутолоке зала прилета. Лика отвернулась переброситься парой фраз с Петькой, наклонилась за сумкой, а когда выпрямилась, Володю уже обнимала привлекательная подтянутая женщина лет сорока. Лика видела, как обвились вокруг его шеи ее красивые хрупкие руки, как унизанные кольцами тонкие пальцы взъерошили волосы на затылке. Темные, глубоко посаженные глаза женщины оставались сухими, но по всему ее опрокинутому лицу, по едва заметно вздрагивающей жилке у глаза видно было, что мужа она ждала, долго и терпеливо, переживала, плакала, надеялась и теперь боится поверить своей радости. Владимир же впервые показался Лике смущенным, неуверенным в себе. Быстро поцеловав жену, он отстранился, невольно покосился в сторону Лики. И женщина посмотрела вслед за мужем, окинула девушку коротким взглядом и, кажется, что-то поняла. Лика хотела пройти мимо, лишь кивнув на прощание, но Меркович уже говорил, справившись с первоначальной растерянностью:

— Ребята! Лика, Петя, познакомьтесь, это моя жена, Лидия Алексеевна.

Женщина улыбнулась Лике и протянула ей руку, заглянула в глаза настороженно и вместе с тем как будто чуть снисходительно.

— Поедемте все к нам! — неожиданно предложила она. — На дачу! Отметим ваше возвращение. У меня и обед готов!

— Какая ты молодец у меня, Лидусик, отлично придумала, — отозвался Владимир. — Поехали!

Лика хотела было отказаться, но разгулявшийся Петька уже издал какой-то радостный туземный клич и устремился на улицу, к поджидавшему Мерковичей такси. И пришлось согласиться. В конце концов, она даже рада была хоть ненадолго отложить возвращение к родным пенатам. Слишком страшным казалось после стольких лет снова оказаться в доме своего детства, войти в маленькую уютную комнату и, может быть, опять увидеть Андрея. Нинке Лика точной даты своего приезда не сообщала, чтобы не волновать ее зря, если вдруг что-то сорвется, и, зная, что дома никто ее не ждет, направилась к машине вслед за Петькой.