Поцелуй осени

В гостиной гудела старая печь, уютно потрескивали дрова в ней, громко рассказывал что-то, сбиваясь и пьяно растягивая слова, вконец отяжелевший Петька. Хрипло перебивал его Генка, порываясь непременно поведать всем собравшимся, как его, раненого, подобрали после взрыва джипа. В разукрашенное морозом окно заглядывало алое, ядреное подмосковное солнце, обещая наступление лютых холодов с завтрашнего дня. Лика, извинившись, встала из-за стола, набросила на плечи куртку и вышла в заснеженный двор. Прислонилась спиной к корявому стволу яблони, чиркнула спичкой о коробок, закурила. От запорошившего все кругом чистого снега резало глаза. Все было слишком белым, холодным, непривычным. Она и не думала, что так отвыкла от подмосковного зимнего пейзажа. В глубине двора носились друг за другом двое голосистых краснощеких мальчишек, десяти и восьми лет от роду — Ромка и Виталька, сыновья Мерковича, сейчас похожие на двух резвящихся бенгальских тигрят. Возбужденные, переполненные радостью по случаю долгожданного приезда отца, они, казалось, совсем взбесились — беспорядочно гоняли по двору, орали просто так, от хорошего настроения, валили друг друга в снег. И Лике на мгновение представилось, что это ее дом — просторный, теплый, добротный. Ее любимый и долгожданный муж сидит там, в гостиной, пробуя приготовленные ею разносолы по случаю его возвращения. Ее дети — маленькие несносные дикари с темными раскосыми глазами отца и таким же неукротимым темпераментом. Как будто ей удалось каким-то чудом, обманом отвоевать у судьбы то, чего ей было не положено. В горле защипало от едкого дыма. Лика бросила сигарету в снег, несколько секунд смотрела на черное, оставшееся от окурка пятно на снегу, повернулась, чтобы идти в дом.

На крыльце, наблюдая за ней, стояла Лидия.

— Воздухом дышите, Лика? — приветливо улыбнулась она. — Хорошо, наверно, свежо, не то что в Кабуле?

— Да, — кивнула Лика. — И еще на ваших мальчишек любуюсь. Они замечательные.

— Бандиты. — Лидия перевела взгляд на ребят и чуть повысила голос. — Роман, немедленно надень шапку. Простудишься!

— Честно говоря, — продолжала Лика, — я даже позавидовала вам немного. Такой прекрасный дом, такие чудные дети…

— Не стоит! — жестко отозвалась Лидия.

— Что? — переспросила Лика и снова поймала на себе пристальный, все понимающий взгляд этой темноглазой женщины с красивыми хрупкими руками.

— Не думаю, что вам, Лика, стоит мне завидовать, — выговорила Лидия и, тряхнув головой, предложила: — Пойдемте в дом. Сейчас чай будет готов.

Желтый кружок лимона, плавно покачиваясь, плыл по чашке от одного бортика к другому. Лика наблюдала за ним, рассеянно размешивая сахар маленькой чайной ложкой с витым тонким черенком. Не поднимала глаз, чтобы не встречаться взглядом с Володей. «Мы что-нибудь придумаем», — сказал он в самолете. И, кажется, она все уже придумала для себя. Не в праве она вносить смуту, разрушать то, что не строила. Не ей, все детство ломавшей голову над тем, почему ее, маленькую послушную девочку, бросил папа, лишать отца этих смешных румяных мальчишек. Вон они сидят, набегавшись, за столом. Младший смешно топорщит губы, отхлебывая чай из блюдца, старший крошит овсяное печенье. У нее таких никогда не будет. Это нечестно, несправедливо, но в жизни вообще не приходится говорить о справедливости. Эта красивая женщина с печальными мудрыми глазами, которая давно и хорошо знает своего мужа, понимает: что бы там ни было, войны заканчиваются, и он всегда возвращается домой. Зачем осложнять ей жизнь, вносить в нее беспокойство, тревогу. Ведь даже если их роман продолжится здесь, в Москве, наивно думать, что это к чему-то приведет. Что она, Лика, может противопоставить этой всепрощающей мудрой любви, этим темным детским головкам? Ничего…

За окном стемнело, ярче выступила полоска снега на подоконнике. Засобирались по домам. Генка поддерживал под руки упирающегося Петьку, пытался нахлобучить на него меховую шапку. Петька бессвязно ревел что-то недовольно. Меркович вызвал по телефону такси, бросил жене: — Я помогу этого остолопа в машину засунуть.

И вместе со всеми вышел из дома. У калитки удержал Лику за руку, потянул к себе. Просунул под куртку сильные ладони, прижался горячими губами ко рту, обдал пряным запахом дорогого виски и табака. Лика щурилась поверх его плеча на горящие теплым оранжевым светом окна темного дома в глубине участка.

— Я позвоню тебе в пятницу. Сможешь? — как всегда отрывисто и коротко произнес Володя, не выпуская ее из рук, жадно вдыхая запах ее припорошенных снегом отросших волос.

— Не надо.

Лика осторожно высвободилась, в последний раз провела ладонью по его впалой колючей щеке.

— Не надо звонить, я не смогу с тобой встретиться.

— А когда сможешь? На следующей неделе?

Она, не отвечая, покачала головой, отвела глаза. Он разжал руки, потупился, глядя в истоптанный множеством ботинок снег у калитки.

— Что-то я тебя не понял… Хочешь сказать, все кончилось, что ли?

— Да, кончилось, — кивнула Лика. — Кончилось, понимаешь? Здесь Москва, другая жизнь…