Поцелуй шипов

— Да, дом почти пустой, — ответила я обессиленно. Я не сопротивлялась против внезапных посягательств Ларса, это мало что даст, потому что это были не объятья, а зажатие в тиски. Сдавшись, я отметила, что его неожиданное выражение симпатии грозило снова открыть мои шлюзы. Ещё одно доброе слово или замечание о Колине и его различных отклонениях, и я начну реветь.

— Пинан Сандан! — выкрикнул Ларс приказным тоном, пытливо посмотрев на меня сверху и увидев дрожащие губы. — Здесь не положено реветь.

— Что?

— Пинан Сандан! Ты ещё помнишь её! Внизу на пляже…

Пинан Сандан. Это та ката, которую он оттачивал со мной. Нет, я больше не могла её выполнить. Она погребена в памяти, и я не смола бы описать ни одного движения, не говоря уже о том, чтобы выполнить их.

— Лучше сейчас не надо. Я плохо себя чувствую. Кроме того, здесь очень темно, я уже вечность не тренировалась, почти ничего не ела и…

— Никаких отговорок, Штурм, отговорки я не принимаю, ты это знаешь. Давай, садись на закорки! — Он указал на свою спину. — Ну же, запрыгивай! Я понесу тебя.

Ах, почему собственно нет, сдавшись подумала я. Он ведь всё равно не отстанет, пока я не окажусь на земле, мучаясь от судорог. Однако я не ожидала, что пробудится его инфантильная сторона из-за того, что он несёт сквозь ночь девчонку на спине. Сначала он пустился в бег, потом вскачь, как лошадь, вставляя прыжки, и неожиданно выворачивая круги или меняя направление, так что я, визжа, вцепилась в его выбритую, бычью шею.

На пляже он сбросил меня, как мешок цемента.

— Блин, да хоть посмейся немного, Штурм!

— Я не могу…

— А ну-ка смейся, я сказал! — заорал он. — Ты должна смеяться, а не только скулить и жаловаться, и срать в штаны, это твоя жизнь, так что вставай и смейся! Сейчас же!

— Чёрт, мой отец мёртв! — Я кричала так громко, что меня от этого чуть не затошнило. — Мой отец мёртв, ты этого не понимаешь? Не над чем больше смеяться, мой отец мёртв, он мёртв, мёртв, мёртв, мёртв! — Мой голос промчался вдоль моря и снова назад, заставив завибрировать моё сердце и затрепетать нервы. — Он мёртв! — Я застучала кулаками по песку, так что кожа на руках разорвалась. — Он мёртв.

Ларс не мешал, только молча смотрел, как я бушевала, ревела и ругалась, потом сел рядом на песок и взял за руки.

— Всё хорошо. Ведь всё хорошо, — бормотал он. Когда я, всхлипывая, упала на него, он погладил меня по голове. — Такой я тебя знаю. Это моя Штурм. Негодующая и яростная. Это уже намного лучше, чем скулить. Вставай. Давай уже, моя дорогая. Вставай. — Ларс взял меня под мышки, встал, поднимая меня одним рывком на ноги. Я плакала без слёз, повесив голову и со свисающими вниз руками.

— Пинан Сандан. — Теперь это уже был не приказ, а совет. Тожественная серьёзность лежала в этих двух словах. Я прекратила всхлипывать, выпрямилась и расправила спину, как тогда, в убогом спортивном зале, в котором Ларс день и ночь закабалял меня — и как на Тришене, когда Колин доводил меня до моих пределов, и мы всё равно любили друг друга.

Оказывается, я всё ещё помнила. Каждое движение, каждый поворот, каждое дыхание. Это открылось мне в тот момент, когда я решила попытаться выполнить её. Мне даже не нужно было переспрашивать или останавливаться и думать, что следует потом. Поглощённые и в сосредоточенном молчание, Ларс и я выполняли наши боевые движения, словно тени, прерываемые лишь боевыми криками, его, словно лай, мой хриплый, но сильный, пока синхронно не остановились. Холодный прибой омывал наши лодыжки.

— Можешь же. А теперь марш в постель. Приезжай меня навестить в Гамбурге, тогда мы немного потренируемся, хорошо? И передавай от меня привет Блеки. Спокойной ночи, Штурмик. Мне очень жаль, что так получилось с твоим отцом.

Он поцеловал меня колючим поцелуем в щёку, ещё раз грубо ударил по плечу и зашагал по песку прочь, косолапя и насвистывая. После того, как я — смеясь, а не плача — прошла назад в дом, смертельно уставшая, свалилась в кровать и сразу же заснула.

Ах, Ларс, думала я теперь, когда вспоминала нашу ночную тренировку. Ты дорогой, придурковатый горилла. Он был не таким глупым, как я сначала думала. Хотя я и сомневалась в том, что он хотя бы чуточку понял что-нибудь из того, что случилось на плато Сила, но представлять себе, как он поджигает дом Анжело, было трогательным зрелищем. А если бы его застукали, то он сел бы в тюрьму, не сожалея даже одного момента о том, что сделал для меня.

Хорошо, что он вопреки маминому совету, всё-таки пришёл ко мне. И хорошо, что я выполнила кату вместе с ним. В какой-то момент я начну снова тренироваться. Когда-нибудь…

Я ещё немного подремала, потом снова приблизилось тарахтение Вольво, он остановился возле нашей подъездной дороги и его багажник осторожно открыли и закрыли.

— Merda [18] (итал. дерьмо), — услышала я, как зашептала Джианна, когда вскоре после этого, шуршащий пакет зацепился за ручку моей двери. Ей понадобились минуты, чтобы освободить его. Даже пациент в коме проснулся бы от такого шума.