Читаем Потусторонний друг. История любви Льва Шестова и Варвары Малахиевой-Мирович в письмах и документах полностью

…до конца жизни и сошел с ума. Это значит: прав тот человек, который слушается своего инстинкта, как Толстой, а не выдуманных другими людьми хороших слов, как Нитше. Вам нужно и можно исправить свое прошлое. Поезжайте в Киев, закройте глаза на могилы, создайте себе прочное положение. У Вас все есть: нужна только энергия. Если Вы и ее найдете у себя – Вы спаслись. А идеалам – Вы достаточно отдали, слишком много. Пора подумать о действительности. Вы скажете, как Настя, что я проповедую “безнравственное” и простите мне на том основании, что я все же, по-вашему, “нравственный” человек. Так? Ну, тогда значит я даром писал письмо, все свои письма. Я так, наоборот, безнравственными считаю тех, кто учит отрицать действительность. Тем – главного недостает: инстинкта жизни. И они искупают страшной ценой этот недостаток. Вспомните Гамлета. Настя уже мне писала, что я жесток к Гамлету. Но разве это я жесток? Разве это я устраиваю Гамлетам трагедии? Не я, а Бог, если Бог есть. А мы не можем думать, что нет Бога и должны, значит, принять всю, целиком, действительность, которая нам говорит, что худшие трагедии уготовлены Гамлетам, самые позорные, самые мучительные, самые ужасные. Если хотите – Нитше это новый Гамлет. Мне трудно сказать, но грех утаить. Я нахожу, что Нитше заслужил свою участь. И он сам того же мнения. – Да, Вава, нужно, наконец, заговорить настоящим языком! Вот и Менделевич, тоже находит, что я смотрю “мрачно” на жизнь. Ему это простительно. Но Вы, Вава, Вы, которая провела всю свою жизнь во мраке, Вы должны понять меня – и не сердиться, а последовать моему совету. Бросьте, бросьте своих толстовцев. Все лучше, чем их “добро”. Если увидимся в Киеве – поговорим. А может суждено Вам прочесть мою статью о Н<итше> и Т<олстом>, если ее напечатают. Хоть нескладно, но все же написана…

Насчет типографии, кажется, уладится. Ловцкий[316] – Вы знаете его? – мой будущий родственник обещал уладить. Куда сдать книжку, мне все равно. Но я боюсь, как бы Вы с “советчиками” не попались в просак, сдав в такой магазин, из которого я никогда не увижу денег, если даже, как, кажется, и будет выручка, как напр<имер> у меня уже было с нашим киевским Иогансоном когда-то, когда я Греца[317] издавал.

А у Мопса[318] я бы писал – только не литературные обозрения, а передовицы; пошел бы на амплуа порядочного: дорогие моему сердцу “вопросы”, которые порядочный называет “проклятыми” – мнения присущие интеллигенции. О литературе нечего писать для “Ж. и И.”. А передовицы – готов. Нужно деньги зарабатывать! Будем товарищами по перу… Что предложит Вам Мопс делать в “Ж. и И.”? Редактировать приложения? Или тоже обязательно писать что-нибудь? Ему, конечно, сотрудники нужны. В “Ж. и И.” – хоть шаром покати. Т. ч. у Вас положение будет прочное. И Настю, быть может, пристроите. Не следует, не следует отказываться. С хлеба на квас Вы уже довольно перебивались. Теперь нужно окрепнуть.

Когда приеду в Киев – не знаю. Может, очень скоро, еще раньше Вас. Как странно будет нам встретиться. Я, верно, <нрзб> выходцем с того света представляюсь. “Кто-то пишет письма – из этого нужно заключить, что он живет” – так Вы обо мне, верно, рассуждаете. И вдруг – наглядное доказательство, что живет! Эх-ма, Вава!

Пишите поскорее. Я люблю и получать Ваши письма, и отвечать Вам, хотя ни Вы мне, ни я Вам ничего приятного никогда не сообщаем.

Ваш ЛШ

Насте напишу отдельно. Опять она запускает себя! Напечатали ее рассказы где-нибудь?


31. Лев Шварцман (Шестов) – Варваре Малафеевой (Малахиевой-Мирович)

[Июль 1898]

[Цюрих – Петербург]


Вверху первой страницы:


Не знаете ли, куда сдать на комиссию книгу, когда она будет окончена? В магазин “В.<естника> Европы”. Если спросят в типографии, какую цену на обложке ставить, скажите – 1 р 25 коп.


Дорогая Вава!

Сперва о “делах”, чтоб не забыть. Спасибо за Вашу аккуратность. Действительно – среди русских немногие могут с Вами сравниться. Но что за Corpus linguae[319] нашли Вы в корректуре? Или Вы только со слов Менделевича[320] говорите? Я очень внимательно прочел – и три раза. Неужто все-таки мог пропустить кое-что. Если очевидная ошибка – конечно можно исправить, не справляясь у меня. Затем: получила ли Настя из Супруновки деньги? Она не дождалась их – и, может теперь в Москве сидит без копейки. Я ей написал, но ведь она часто через 3 месяца отвечает. А рассказы, написанные ею приняты куда-нибудь? Вы их читали? Хороши они? Не забудьте ответить на эти вопросы.

Перейти на страницу:

Все книги серии Чужестранцы

Остров на всю жизнь. Воспоминания детства. Олерон во время нацистской оккупации
Остров на всю жизнь. Воспоминания детства. Олерон во время нацистской оккупации

Ольга Андреева-Карлайл (р. 1930) – художница, журналистка, переводчица. Внучка писателя Леонида Андреева, дочь Вадима Андреева и племянница автора мистического сочинения "Роза мира" философа Даниила Андреева.1 сентября 1939 года. Девятилетняя Оля с матерью и маленьким братом приезжает отдохнуть на остров Олерон, недалеко от атлантического побережья Франции. В деревне Сен-Дени на севере Олерона Андреевы проведут пять лет. Они переживут поражение Франции и приход немцев, будут читать наизусть русские стихи при свете масляной лампы и устраивать маскарады. Рискуя свободой и жизнью, слушать по ночам радио Лондона и Москвы и участвовать в движении Сопротивления. В январе 1945 года немцы вышлют с Олерона на континент всех, кто будет им не нужен. Андреевы окажутся в свободной Франции, но до этого им придется перенести еще немало испытаний.Переходя от неторопливого повествования об истории семьи эмигрантов и нравах патриархальной французской деревни к остросюжетной развязке, Ольга Андреева-Карлайл пишет свои мемуары как увлекательный роман.В формате PDF A4 сохранён издательский дизайн.

Ольга Вадимовна Андреева-Карлайл

Биографии и Мемуары / Документальное

Похожие книги

Заговоры и борьба за власть. От Ленина до Хрущева
Заговоры и борьба за власть. От Ленина до Хрущева

Главное внимание в книге Р. Баландина и С. Миронова уделено внутрипартийным конфликтам, борьбе за власть, заговорам против Сталина и его сторонников. Авторы убеждены, что выводы о существовании контрреволюционного подполья, опасности новой гражданской войны или государственного переворота не являются преувеличением. Со времен Хрущева немалая часть секретных материалов была уничтожена, «подчищена» или до сих пор остается недоступной для открытой печати. Cкрываются в наше время факты, свидетельствующие в пользу СССР и его вождя. Все зачастую сомнительные сведения, способные опорочить имя и деяния Сталина, были обнародованы. Между тем сталинские репрессии были направлены не против народа, а против определенных социальных групп, преимущественно против руководящих работников. А масштабы политических репрессий были далеко не столь велики, как преподносит антисоветская пропаганда зарубежных идеологических центров и номенклатурных перерожденцев.

Рудольф Константинович Баландин , Сергей Сергеевич Миронов

Документальная литература