Потусторонний друг. История любви Льва Шестова и Варвары Малахиевой-Мирович в письмах и документах

Получена ли Вами тетрадка моя “Дети и революция”? Ее могли бы напечатать в одной из киевских газет[328]. Здесь испугались. Читала Ваш “Пророческий дар”.

Неужели всегда “накануне” – и ничего кроме “накануне”… Но об этом молчание. Есть в Campo-Santa в Генуе бронзовый ангел. Стоит у двери склепа, приложив палец к устам. Когда я его видела, это было 10 лет тому назад, это была “красота молчания” – волнующего тогда молчания. Ничего другого я в молчании не видела. Теперь она мне представляется тем пеплом, которым засыпан Геркуланум[329], погасив жизнь, звуки прахом…

35. Варвара Малахиева-Мирович – Льву Шестову

20 января (2 февраля) 1921

Москва – Париж

Восемь дней тому назад, в ночь с 12-го на 13-е около полуночи скончалась Надежда Сергеевна[330]. При ней была Елиз. Мих. Доброва и та женщина из Алексеевского Братства, которая за Надеждой Сергеевной во время болезни с величайшей преданностью ухаживала.

Последние дни Надежды Сергеевны (болела она три месяца) были полны таких нестерпимых мук, что все, кто любил ее, ждали кончины ее, как вести освобождения. И все-таки – по Писанию приходит “день судный – как тать в нощи” – и никто не бывает в достаточной мере готов к смерти близких.

Я видела Надежду Сергеевну за три дня до смерти. Я знала, что она тяготится тем, чтобы смотрели на ее измененное болезнью лицо и не смотрела на нее. Она тяжело дышала со стонами и хрипами и почти не могла говорить. Но так как она позвала меня – за две недели перед этим не хотела видеть ни меня, ни кого другого, кроме духовника – я не уходила и ждала, что она скажет. Она сказала: Дух ушел. Душе тяжко расставаться с плотью. Вся жизнь в неправде, все – неправда. Бог милосерд и ко мне и к людям. Никто не знает, что такое болезнь. А потом спросила про мою мать, про брата и меня с прежней, здоровых дней, заботой.

Больше я ее не видела. В первое утро после кончины она лежала в своей комнате уже с таким лицом, какого я не знала, и была не она. Ее был только отпечаток великой скорби, какой иногда появлялся на нем. С ним она и ушла от нас.

Братство оплакивало ее, как своего учителя жизни и как свое несравненное духовное сокровище. Священники – наиболее известные в Москве, говорили над нею слова о том, что она знала больше их о пути к Богу.

Я тяжело заболела и при всем этом уже не присутствовала. Каждый день те, кто навещали меня, спрашивали: написала ли я Вам. Я сочла это каким-то указанием. И хотя моя душа, с тех пор как мы расстались с Вами на Харьковском вокзале, онемела, как я думала, уже до конца, оказалось, что есть слова какие-то и что Вы живы в ней. Помоги Вам Бог во всем – и больше всего в смертный час.

36. Варвара Малахиева-Мирович – Льву Шестову

4 сентября 1923

Сергиев Посад – Париж

Лиля[331] привезла мне Ваши приветы, Лев Исаакович. Издалека – точно из другого существования. Но странное было чувство – точно не прерывалось общение духовное на годы – на годы, имеющие право считаться каждый за десятилетие.

И другое было странное – и хорошее – чувство. Незначительной и как бы вовсе не существовавшей ощутилась та горечь, какая за эти годы вставала при Вашем образе. Человек не обязан быть иконой для другого человека. И вообще, ничего он не обязан, кроме того, к чему он сам обяжется из глубины своей совести. А эти глубины как раз не от него зависят. Вот видите, опять “философия и литература”. Так уж нам с Вами суждено – по гроб жизни. Он не очень далек от нас этот гроб, и вряд ли по эту сторону его мы увидимся. И я рада, что захотелось и смоглось сказать Вам, что все блага, все пусть будут благословенны, что приходят от Вас на мою дорогу. Великая неподкупность и героический труд и чистота Ваших поисков истины были и есть для меня источником, обновляющим душевные силы. Вы, может быть, и знали это, но после долгого молчания захотелось Вам сказать об этом еще раз.

И вот еще о чем хочу сказать в этом письме. Мой брат[332], которого мы с матерью уже считали ушедшим от нас без возврата (четыре года не было вестей о нем, и мать до конца выплакала свои глаза о нем, до полной слепоты) брат мой, Николай, по слухам очень достоверным находится в Болгарии. Его адреса у нас нет, но вот адрес его знакомого Тара Сарамбей Строительная секция Элли дере Барак 6 – Степан Адамович Симанович. Мы, конечно, написали по этому адресу, и будем писать еще не раз. Но, говорят, письма из России туда плохо доходят. Большая к Вам просьба – написать этому Симановичу, а м. б., и еще кому-нибудь из знакомых в Болгарию, чтобы навели справку, в каком концентрационном лагере брат. Буду очень ждать от Вас письма. Тогда, когда оно придет, напишу Вам побольше обо всех и обо всем, если хотите. А пока – душевный привет Вашим близким и Вам – рада, что все вы живы, все, по словам Лили, здоровы. Знать ничего не знаю о Соф. Ис. и о Жорже.

В. М.

Адрес: Сергиев, Московской губ., Красюковская ул. Д. Быковых.

37. Варвара Малахиева-Мирович – Льву Шестову

14 сентября 1923

Сергиево – Париж