Потусторонний друг. История любви Льва Шестова и Варвары Малахиевой-Мирович в письмах и документах

28. Лев Шварцман (Шестов) – Варваре Малафеевой (Малахиевой-Мирович)

[Ноябрь 1897][306]

[Рим – Воронеж]

Фрагмент письма.

Вы превосходно сделали, Варвара Григорьевна, что бросили Воронеж. При Вашем душевном состоянии – он, понятно плохое лекарство. В Киеве, может быть, немножко рассеетесь.

Пожалуй теперь будете полезны Леонилле Николаевне. Ведь она снова ждет события[307].

Знаете, – если Вы хотите читать книгу, которая Вам теперь будет по душе, возьмите у моей Сони (Софьи И.) французский перевод Also sprach Zarathustra[308].

Перевод сделан превосходно, – не то что русский и Вы будете иметь возможность, наконец, услышать настоящую, правдивую повесть мученичества этого человека. И ведь вот – знал он, что нет и не может ему быть спасения, а боролся, да как еще боролся со своей судьбой. Должно быть есть глубоко, глубоко в человеческой душе какой-то невидимый хозяин, который правит им тогда, когда голова, сердце – все то, что в нас считается главным, отказываются нам служить. Иначе, как понять такой высокий подъем духовной деятельности и совершенно разбитого и измученного физически человека? Т. ч., вероятно, что вслед за теми минутами, когда нам кажется, что все уже кончено, наступает какое-то новое начало. Помните, как у Ивана Ильича. Когда над ним кто-то сказал “кончился” – он почувствовал, что “кончилась смерть: вместо смерти был свет!”.

Все так называемые бесплодные усилия воли – верно нужны. И ведь замечательно: человек делает наибольшие усилия именно тогда, когда они уже бесполезны с обычной точки зрения, когда он, очевидно для всех, погиб – погиб навсегда и окончательно. Почитайте, почитайте Заратустру – он наверное принесет Вам немного бодрости и утешения. Сегодня окончилась печатанием моя книжка[309]. Теперь нужно ждать, что скажет цензура. Если (обрыв текста).

29. лев шестов – варваре малахиевой-мирович

[Март 1898]

[Цюрих – Петербург]

Что сказать Вам в ответ на Ваше письмо, Варвара Григорьевна? Вы говорите, что мои соображения о том, что писать в письмах, чего не писать – теория. Я думаю, что, наоборот – практика. Я привык отличать теорию от практики, по свойственной последней жесткости, сухости, неумолимости.

Ряд нельзя, не должно, не нужно – когда все они относятся к тому, чего хотелось бы, и что именно нужно – в теории, правда, тоже существует. Но там это звучит надеждой и прочими благами и кажется всегда мягким по содержанию, хотя и требовательным по форме. Но иногда эти нельзя приобретают иной, действительно мучительный аспект: и тогда это практика. Что делать? О, если б Вы знали, как мне надоело “слово”, то слово, жрецом которого я в качестве писателя обязательно должен являться. Хотелось бы вечно молчать или говорить только для упражнения органа речи, а не затем, чтоб делиться с людьми “мыслями! Иногда мне кажется, что в этом – тайна и великая мудрость лицемерия. Лицемер говорит так, чтоб его собеседник чувствовал себя легко и чтоб самому ничего у себя не обнаруживать. Он хвалит то, что все хвалят, порицает, что все порицают и не выворачивает наизнанку себя и других.

Это – глубокая мудрость. Правда?

О делах нечего рассказывать. С Иогансоном[310] я еще не вступал в переговоры и не вступлю до конца октября, п.ч. до этого срока не буду иметь возможности начать работать. Мне предстоит учебный сбор[311], который отнимет у меня целый месяц. Пока он не кончится – ничего нельзя предпринять. Сев[312] что-то замолчал вдруг и Левин – тоже. Я пишу и тому и другому, но ответа нет. Верно Севу надоело возиться с моими поручениями. Но, тогда бы лучше было прямо сказать. Чего он тянет? Он и статью мою задерживает. А Софья Григорьевна написала письмо Ковалевскому[313] насчет рекомендации к Солдатенкову[314]? Письмо Ковалевского подействует. А у Солдатенкова Вы уже почти наверное надолго достанете занятий.

Как Ваше здоровье? Пишете? Нужно Вам Бибку[315] непременно <нрзб>! Я все пристаю к Вам – хотя и не знаю, помогают ли приставания. Но, Вам важно начать в столицах печататься. “Сын отечества” – газета распространенная. Разнесет Ваше имя по всей России.

Что служба Насти? Не слишком тяжела? Пишет ли она что-нибудь или все время отнимает работа в больнице? Я ее “Грозу” показывал в “Сыне Отечества”.

Не знаете ли Вы, где теперь Софья Григорьевна? Ее в Киеве нет. И наша Соня не приехала, хотя Вы писали, что она выезжает. А Petit уже в России?

Пишите в Киев на домашний адрес, т. е. Подол, С.<обственный> д.<ом>

Ваш ЛШ

30. Лев Шварцман (Шестов) – Варваре Малафеевой (Малахиевой-Мирович)

[Лето 1898]

[Цюрих – Петербург]

Фрагмент письма.