У нее было пять братьев: Сергей – известный московский хирург, в будущем профессор Московского университета; Александр, унаследовавший имение отца в Симбирской губернии; Николай – инженер; Пётр – драматический актер, игравший в провинциальных театрах; Алексей, которого убили на дуэли, когда он был еще студентом Петровской академии. Березовские были в родстве с семьей анархиста П.А. Кропоткина, а также с С.А. Муромцевым, председателем Первой Думы. В архиве Льва Исааковича, как пишет Наталья Баранова-Шестова, сохранилась фотография, на которой Анна Елеазаровна снята с Олей Муромцевой в гимназической форме. А.Е. была очень дружна с Верой Николаевной Буниной, урожденной Муромцевой, племянницей С.А. Муромцева. Бунин называл ее “тетушкой”. Еще учась в гимназии, А.Е. решила поехать в Швейцарию изучать медицину, чтобы лечить русских крестьян. Ей пришлось преодолеть много препятствий, чтобы осуществить этот план. В 1897 году она отправилась в Цюрих. Александр Березовский, ее брат, станет председателем Ардатовской уездной земской управы в 1904–1907-м и членом Третьей ГосударственнойДумы от Симбирской губернии и позже вступит в кадетскую партию.
Николай Елеазарович в 1902 году выпустил книжку “О нормальных проектах судовой машины”[78]
. Именно он напишет своей сестре очень раздраженное письмо. Наверное, Анна будет вынуждена рассказать братьям о своей беременности и невозможности вступить в брак с неправославным. Тогда, видимо, возникнет разговор о том, что если она бросит Льва Исааковича, то братья согласятся усыновить ее ребенка.Сестра! Все деньги Катя[79]
отдала тебе; все твои деньги находятся в государственных бумагах у Серёжи и Саши. Я никаких больше денежных счетов с тобой не имею. Было – молодцу не укор и молю Бога, чтобы он вразумил тебя; будь уверена, что всегда найдешь поддержку как у меня, так и у других братьев. Ты мне сестра потому, что ты дочь моего отца и дочь моей матери, и мне жаль, что с тобой случилось то, о чем ты пишешь. Но не отчаивайся никогда, если будет тяжело, пиши мне и я помогу тебе. Бог с тобой, не знаю подробностей, но мне до слез жалко тебя. Переменить веру, опозорить семью, память отца и матери, постыдно. Правда, что ты не виновата, тебя обольстил хитрый жид, но помни, что я тебе говорил, когда ты уезжала, я знал наперед, что так будет. И теперь говорю тебе, когда у тебя откроются глаза, приходи и я приму тебя, как блудного сына. Твой Николай[80].Но, скорее всего, сомнения Анны по поводу своего будущего привели ее к мысли о том, что лучше оставаться невенчанной женой, чем быть зависимой от братьев.
Как уже говорилось выше, первую общую зиму 1897–1898 годов Лев Исаакович с Анной прожили в Риме, где у них родилась дочь Татьяна. После рождения ребенка было решено, что А.Е. следует возобновить прерванные занятия медициной и получить профессию, так как будущее семьи в то время представлялось неопределенным. Весной 1898-го она вернулась с маленькой Таней в Швейцарию, где продолжила учебу в Цюрихе, в Берне и главным образом в Лозанне. Лев Исаакович тоже приехал в Швейцарию, где оставался до конца 1898 года. Жить им приходилось врозь, так как он боялся, что родители могут узнать о ребенке и внебрачной связи. Осенью 1898-го он отправил Анне Елеазаровне покаянное письмо. Видно, насколько оно по интонации отличается от тех, которые Л.И. посылал Варваре. Он пишет А.Е. так, словно они прожили вместе не один год и успели устать друг от друга. И в то же время он понимает, что именно с этой женщиной он будет иметь покой и общий кров.
[10] 1898
Ферма около Лозанны
Получил сейчас на почте твою открытку, дорогая моя. Мне хочется писать тебе и ждать ответа. Какой смысл писать эти письма, когда никак и нигде мне не удается помочь тебе? Если бы я не боялся припадков, я бы приехал, побегал бы по Берну и, наверное, нашел квартиру. Но теперь я уверен, что если приеду, то буду только в тягость тебе. И, действительно, ничего из того, что нужно было бы тебе, я не могу сделать. Хотел искать здесь прислугу – но ведь этого ни под каким видом не следует делать. <…> Лозанна маленький городок – и скрыться трудно. Мне ничего бы не стоило поискать и я, наверное, нашел бы, если б не боялся оказать тебе медвежью услугу. Все это так неприятно, так злит, эти вечные “если бы”, так надоели, что мне стыдно писать тебе.