О. Платону, проходившему общее послушание, начальник дал келью недалеко от скита над потоком, откуда не видно было церкви. Случилось однажды, что, пребывая в этой кельи, он ночью спал и не слышал, как ударяли в било к утрени; а день был воскресный. Когда же он проснулся, тотчас прибежал к церкви; но услышав, что уже прочтено было Евангелие и начали петь канон, весьма опечалился, и по причине стыда и смущения не вошел в церковь, а возвратился в свою келью, скорбя и плача о таковом, случившемся с ним, искушении. И так он опечалился, и такой ощутил страх и стыд неизреченный, что совсем не мог придти и к Божественной Литургии; но отшед недалеко от кельи, сел на землю под деревом и горько плакал. Когда же после Литургии настал час обеда, старец, начальник и братия удивились тому, что не видели его ни на утрени, ни на Литургии. И сказал старец братиям: «Прошу вас, Господа ради, подождите немного обедать; узнаем сначала, что случилось с братом нашим Платоном». Сказав это, он послал одного брата, по имени Афанасий, переписчика отеческих книг, поискать его. Не без труда посланный нашел о. Платона, который сидел на земле и горько плакал. Тот начал допытываться причины его плача; а он от стыда ничего не мог отвечать ему, но еще больше плакал и едва возмог, будучи весьма к тому убежден, открыть причину своей скорби. Утешая его духовно, Афанасий всячески упрашивал его не скорбеть чрезмерно о случившемся искушении, и немедленно идти в скит к святым отцам, которые, в ожидании его, еще не обедали. Он же едва возмог проговорить ему: «Как же, отче святый, могу я придти к святым отцам, и с каким лицом явлюсь я к ним, сотворив такой грех на вечное мое пред Богом и пред ними посрамление?» И просил Афанасия со слезами оставить его и не принуждать идти к отцам. Между тем Афанасий, не переставая, еще более просил его и увещевал не скорбеть и идти, и едва принудил его против воли идти с ним в скит. Тогда, вставши, пошел он с плачем и рыданием. Когда же пришел в скит и увидел старца со всеми братиями, сидящих пред трапезою, о, какой тогда еще более напал на него страх и стыд безмерный! Он упал пред ними на землю, горько плача и неутешно рыдая, и просил прощения. Ужаснулись все. И тотчас вставши, старец, начальник и братия подняли его от земли. Когда же все братия от приведшего его к ним монаха узнали причину его скорби и слез, удивились и, вздохнув каждый о себе, умолкли. Старец же, как отец чадолюбивый, начал утешать его своею духовною беседою. Он молил, просил и увещевал его не скорбеть чрезмерно о таком невольном с ним случае. Немного утешив его, все воздали Богу благодарение, что нашли его здоровым и душею и телом. Затем вошли в трапезу и начали вкушать пищу. Велели и ему сесть с ними и есть. Однако по причине объявших его тогда печали и стыда он ничего из пищи не мог вкусить; и только после вкусил немного. С того времени, во все свое тамошнее пребывание, он уже не ложился спать по ночам, а спал, сидя на лавке.
Вышедши из трапезы, старец и другие с ним старейшие духовные отцы сели под садовыми деревьями, и, беседуя, прославляли Бога Дародателя, удивляясь такой в юном Божественной ревности. Когда же о. Платон был еще в трапезе, старец говорил всем присутствовавшим братиям и в особенности младшим: «Видите, братие, какую ревность по Боге и огненную печаль имеет брат сей. Да будет он всем вам в пример и подражание, чтобы вам с усердием вставать и ходить на церковное правило. Ибо он, и по причине невольно случившегося с ним опущения молитвы, настолько опечалился душою и так много болезновал и плакал, что и хлеба лишил себя, и не хотел видеть света солнечного, вследствие великой болезни сердечной и сокрушения. Молитесь и вы от всей души Христу Богу, понуждаясь к исполнению всех Его заповедей, да подаст Господь и вам всем такую же ревность и огненную печаль, по Боге разженную, о которой Божественный Исаак (Сирин) во многих местах и другие святые отцы повелевают молиться и просить себе у Бога». Сказав это, старец умолк. Братия же, поклонившись ему, разошлись каждый по своим кельям.