Поўны збор твораў у чатырнаццаці тамах. Том 9

— Там, возле траншеи. Мы доползли… А как добежали… Сперва поползли, а там эта… Спираль…

— Какая спираль? — удивился командир роты.

— Ну, эта… Бруно…

— Никакой там спирали не было. Вчера я весь день смотрел…

— Вчера не было. Натянули… Ну мы и вперлись. Ни туда ни сюда. Я взял, дотянул…

— Зачем? — взъярился Самохин. — Зачем ты тянул, голова два уха!

— Так а Дрозда как же? Его ж там ранило, — кивнул он в сторону лежащего на земле бойца.

Волошин, поморщившись в темноте, заметил, что там уже появилась маленькая фигурка Веры.

А Нагорный продолжал, оправдываясь:

— Туда как долезли, не было. А потом натянули…

— А-а, они вас там загородили? Вот сволочи! — выругался Самохин.

— Мы, значит, до самой траншеи доползли, слышим, они гергечут… Вдруг и сзади как зашурудит что-то, да так сильно…

— Как это зашурудит?

— Ну, спираль на кольях растягивают. И запутали нас, как карасей в пруду. Ну, а тут его и ранило…

— А мины? — нетерпеливо спросил Самохин.

— Что? Там мин нету. Мы не нашли. Да и те, с проволокой, ходили так смело.

Волошин с облегчением вздохнул.

— Что, сильно ранен? — тихо спросил он бойцов, возившихся с раненым.

— Не поймешь, все в крови, — ответил кто-то из них. Вера молчала, как будто ее здесь вовсе и не было.

— Гранатой его, — отдышавшись сказал Нагорный. — Этот гад, фриц, услыхал и — гранатой. Как раз возле него разорвалась. Осколками… Думал, тоже спекусь… Едва вытащил…

— Молодец, не бросил, — поблагодарил его Волошин. — Старшина Грак!

— Я, товарищ комбат!

— Лично займитесь. Раненого быстро в санроту!

— Есть!

Стрельба все-таки постепенно утихала, постреливали лишь два пулемета с флангов, только ракеты с короткими промежутками все светили над склоном.

Бойцы постепенно разошлись по своим ячейкам. Раненого уже перевязали, и старшина Грак с двумя бойцами понесли его в тыл.

— Светят, — склонившись над бруствером, сказал лейтенант Круглов. — Опасаются новой вылазки.

Самохин о чем-то заговорил с Кругловым. Волошин на шаг отстранился от них и стал смотреть на высоту.

В траншейку прибежал младший лейтенант Ярошук. Разглядев здесь комбата, боком протиснулся к нему.

— Хотел рубануть давеча… А что? Они вон как лупят, а мы молчим.

— Не стоит, — тихо ответил комбат, все еще пребывая в раздумьях. — Поберегите прыть. Понадобится.

— Прыти-то хватит.

— И боеприпасы тоже… Вот что, Ярошук: к утру подтащите пулеметы поближе. Начнется бой, будете поддерживать огнем через болото. Вот тогда и покажете прыть.

— Есть. Я уже тут и позицию присмотрел.

— Вот и давайте.

— Хорош был боец Дрозд, — с сожалением сказал Самохин и погрозил в темноту. — Ну, а тому хрену я покажу! Покажу, как за чужие спины прятаться! Сачек чертов…

Волошин намеренно не среагировал на слова Самохина и посмотрел на часы.

— Ну что ж, скоро завтрак, накормите бойцов. Черт возьми! — выругался он. — Теперь с «Малой» забота, кто там?.. Я к Кизевичу, — бросил он, уходя…

Как подобает дисциплинированному ординарцу, Гутман все время держался сзади, но вдруг несколько шагов пробежал и поравнялся с комбатом.

— Теперь Самохин покажет кузькину мать этому Кабакову. Через него ж Дрозд пострадал?

— Через него, да, — подтвердил Волошин.

— Я б его, эту гниду!.. Ух, ненавижу трусов!

— Да? А сам никогда не боялся?

— Я? Боялся, почему? Но чтоб за других прятаться!.. Этого за мной не было.

— Видишь ли, Гутман, все дело в том, что люди в жизни все разные, разными приходят на фронт. А тут вдруг ко всем одни требования, и, конечно, не все им соответствуют. Надобно время притереться, а времени-то и нет. Вот и получается… несоответствия.

— Ага! Кому-то как раз. А другим страдать? Нет, так я не согласен.

— Конечно, за других страдать — непорядок. Но приходится. Сама война — непорядок! На войне все приходится.

— Нет, я так не хочу. Мне так неинтересно. Так даже страшно.

— А как же ты хочешь?

— Я? Чтоб с музыкой! Чтоб поняли, гады!.. Может, отпустите меня в роту, а, товарищ комбат?

— Об этом потом, — сказал Волошин, подумав. — Вот возьмем высоту…

Сзади послышался глухой стук ног бегущего человека, и комбат остановился.

— Товарищ комбат!

— Да. Что такое?

— Товарищ комбат, — подбежал Прыгунов. — Командир полка срочно к телефону вызывает…

…На КП никто уже не спал, разведчиков ни одного не было. Чернорученко с обиженным видом продувал трубку, проверяя связь, и как только в землянку влез командир батальона, сообщил встревоженным голосом:

— Командир полка там ругаются.

— Понятно, будет ругаться, — спокойно сказал Волошин, и, не поворачиваясь к телефонисту, спросил Маркина, который перематывал на ногах портянки: — Как с завтраком? Узнавали?

— Завтрак готов. Прыгунов уже пошел.

— Прыгунов успеет. А роты оповестили?

— Роты уже знают.

— Надо скорее накормить роты. Пойдите и проследите, чтобы все в темпе. Без проволочки.

Как всегда, Маркин молча поднялся и вышел, а командир батальона опустился возле телефона.

— Вызывайте десятого.

Пока Чернорученко крутил ручку, Волошин почти с ненавистью смотрел на этот желтый аппарат в футляре.

«Когда надо, не ломается, черт», — думал он в эту минуту. Но Чернорученко уже передавал ему трубку.