Поўны збор твораў у чатырнаццаці тамах. Том 9

Прибежал Гутман, на ходу бросивший комбату: «Нет разведчиков», потом из сумерек показался командир девятой. Его мрачный вид красноречиво подтверждал невеселое сообщение ординарца, и командир батальона разочарованно отвернулся.

— Товарищи командиры!..

В траншейке и на бруствере все разом притихли, прекратился шорох палаток о землю, наступала важная минута, требовавшая сосредоточенного внимания всех.

— Слушайте боевой приказ, — твердым, слегка напрягшимся голосом начал комбат. — Ориентиры. Номер один…

Отдавая приказ, Волошин старался следовать пунктам устава, хотя у него и была своя, отработанная практикой схема приказа. Но он покосился на ветврача, который озябшими пальцами что-то старательно карябал в своем блокноте.

«Наверное, записывает мои слова», — подумал Волошин.

А майор, действительно, в свой блокнотик заносил корявые строчки о комбате:

«Перед самой отдачей приказа, — писал он, — капитан Волошин предложил мне уйти с боевых позиций к нему на КП. Он, как мне кажется…» Тут у него сломался карандаш, и он стал торопливо шарить по карманам…

А в это время командир батальона продолжал:

— Повторяю, главный замысел боя состоит в быстроте действий, роты преодолевают болото броском, как можно скорее выходят на рубеж взвода Нагорного. Командир девятой! Ваша задача особенно важная — как можно глубже охватить высоту «Большую» справа и ни на минуту не упускать из виду высоту «Малую» за болотом.

— А если там немцы? — сказал с бруствера сидевший Кизевич.

— Это должны были выяснить ваши разведчики, — сказал ему Волошин без тени упрека. — Но если там немцы, тогда вам надо сперва сбивать их оттуда.

— Кем сбивать? Взводом?

— Это будет видно. В ходе боя.

Он еще не успел закончить отдачу приказа, как внизу, в наспех отрытой ячейке завозился у телефона Чернорученко.

— Десятый вызывает.

С неудовольствием прервав разговор, комбат опустился на корточки и взял из рук телефониста трубку.

— Волошин, осталось пятнадцать минут, Я жду доклада о готовности, — раздраженно напомнил командир полка. — Что вы долго возитесь там? Оперативнее надо.

— Я отдаю боевой приказ, — сказал Волошин.

— Отдавайте и докладывайте. Ровно в шесть тридцать артиллерия должна открыть огонь.

— Я буду готов вовремя.

— Ну-ну. Я жду.

Комбат выпрямился в траншее и неожиданно встретился взглядом с командиром восьмой Муратовым.

— Главный удар осуществляет восьмая, лейтенант Муратов.

— Как всегда, — неопределенно глухо отозвался Муратов.

— Какие вопросы? Что неясно? — спросил комбат, взглянув на часы. Все озабоченно молчали.

— Если вопросов нет — по местам! — сказал комбат. Командиры выскочили из траншеи и, придерживая на бегу полевые сумки, побежали в свои подразделения.

В траншее стало свободнее, вместе с комбатом в ней остался Самохин, странный в своем службистском упрямстве ветврач, капитан Иванов со связистами. Из распахнутого блиндажа выглядывали связные — по одному из роты. Чернорученко жался в своей ячейке, а Круглов на бруствере, торопливо прикурив у Гутмана, сказал, обращаясь к комбату:

— Пойду, наверно, к Кизевичу. Гляжу, тут командиров хватает.

— Правильно! — одобрил Волошин. — Идите. Она самая отдаленная. В случае чего…

— Ясно, — сказал комсорг и прощально взмахнул рукой, — Ну, пусть будет удача!

— Пусть! — согласился комбат и шагнул к Иванову. — Паша, как батарея?

— Батарея готова, — сказал Иванов, опуская от глаз бинокль, в который он рассматривал высоту. — Вот только еще не видать ни черта.

Он уже пристроился на бровке бруствера, усадив у ног телефониста молоденького шустрого паренька в зеленой шинельке.

Из-за борта полушубка капитана торчал уголок блокнота и таблицы стрельбы с заложенным в них карандашом. Никаких артприборов у Иванова не было, пристрелку, как всегда, он вел глазомерно, обходясь стареньким, обшарпанным биноклем.

— Да, еще темновато, — взглянув на высоту в бинокль, подтвердил Волошин.

— Еще минут двадцать надо. Пока рассветает. Вблизи видать, а даль вся в потемках. Куда же стрелять? Разрыва не увидишь.

— Надо, значит, подождать, — сказал лейтенант Самохин, запихивая в карманы гранаты. Затем он закинул за плечо ППШ и бросил комбату: — Ну я пошел в цепь.

— Значит, бросок, — напомнил на прощание Волошин. — Два броска — и чтоб на вершине! Только так, не иначе.

— Постараемся, товарищ капитан, — сказал лейтенант, легко выскакивая из траншеи.

Внизу опять зазуммерил телефон, и малоподвижное лицо Чернорученко напряглось, озабоченным взглядом телефонист поискал комбата.

— Вас.

Комбат взял трубку и, уже зная, какой услышит вопрос, сказал почти зло:

— Еще не готов Как буду готов, доложу.

— Вы затягиваете время, вы срываете сроки атаки! — раздраженно заговорил командир полка. — Что за безобразие, капитан?

— Что время? Мне ни черта не видать! Артиллеристы еще не просматривают высоты.

— Глаза им протереть, твоим артиллеристам! — загремело в трубку. — Уже вполне рассвело, светлее не будет.

— Товарищ десятый, надо выждать еще десять минут, — спокойно сказал комбат. — Зачем же палить в божий свет как в копеечку? Снаряды еще понадобятся.