Поўны збор твораў у чатырнаццаці тамах. Том 9

— Вы просто не готовы, вы только ссылаетесь на артиллеристов! Вы не организовали атаку! — зло кричал командир полка.

— Товарищ десятый! Действительно, я не готов. Как буду готов — доложу.

Он опустил клапан и передал Чернорученко трубку, тут же столкнувшись со встревоженным взглядом майора.

— Это кто? Это из штаба звонили?

— Это из штаба полка, — сказал Волошин.

Майор, помолчав, достал свои толстые старинные часы на белой серебряной цепочке.

— Осталось четыре минуты, — поеживаясь от волнения, сказал он чуть дрогнувшим голосом.

— Надо подождать, — сказал, отрываясь от бинокля, Иванов. — Еще ни черта не видать.

— Подождем! — с решительной твердостью сказал комбат. Радом в немом удивлении застыл майор.

— Как? Вы откладываете атаку?

— Да. На пятнадцать минут.

— Я протестую. Вы нарушаете приказ. Я буду докладывать.

— Можете докладывать, — спокойно сказал комбат. — Вы видите — темно. Куда же стрелять? Командир батареи не видит цели.

— Но приказ в шесть тридцать, — рассеянно смотрел на него майор.

— Приказ отдавался ночью, когда вовсе было темно. Да вот не развиднело по приказу.

Ветврач обескураженно замолчал, сраженный очевидностью доводов, и стал растерянно поглядывать на руку с лежавшими на ней часами.

Волошин тоже вынул часы, минутная стрелка неуклонно приближалась к шестерке, затем незаметно для глаза переползла ее, и внизу опять зазуммерил телефон.

— Скажи, что комбат ушел в цепь, — сказал Волошин, и Чернорученко, путаясь и заикаясь, стал объяснять в трубку отсутствие командира батальона.

— Ну, как видимость, Паша? — спросил он Иванова.

— Еще бы десяток минут. Едва заметна стала траншея. Волошин поднял бинокль.

— Видишь окончание траншеи, самый ее нижний отростокус? Там блиндаж или, может быть, дзот с пулеметом.

— Да, вижу. Вчера еще мои засекли.

— Далее на изломе траншеи еще пулемет, ночью сам засек. Этот самый опасный, на дне склона работает.

— Вот его мы и прихлопнем, — уверенно сказав Иванов. — В первую очередь.

— Далее все по траншее. Там пулеметов пять-шесть. Надо накрыть.

— Попробуем.

— Ну и спираль Бруно. Хотя бы по одному попаданию на роту.

Не отрываясь от бинокля, Иванов скомандовал телефонисту:

— Батарея к бою!

— Батарея к бою, — как эхо, тенорком отозвался внизу телефонист и ясными глазами из-под сбитой набекрень шапки посмотрел вверх на комбата, ожидая новых команд.

— По пулемету… Гранатой, взрыватель осколочный… Заряд четвертый… репер номер один левее ноль-сорок. Прицел сорок восемь. Первому один снаряд зарядить!

Телефонист, передав все дословно, несколько секунд выждал и наконец поднял на комбата все тот же ожидающий взгляд синих глаз.

— Первое готово! — почти пропел он.

— Ну что? — вопросительно взглянул на комбата Иванов. — Я готов.

Волошин решительно протянул руку к трубке. Чернорученко понимающе попросил дать десятого.

— Я готов! — сказал комбат, как только услышал в трубке микрофонный щелчок клапана.

Командир полка со стоном что-то вскричал, но комбат, упреждая его, вскинул левую руку по направлению к Гутману.

— Гутман, ракету!

Гутман был наготове, и, хрустнув курком немецкой ракетницы, вскинул ее над головой.

Волошину показалось, что зеленая гроздь ракеты порхнула в тусклое небо мгновением раньше, чем хлопнул выстрел ракетницы, и красиво распустилась в высоте над чахлым кустарником болота.

— Огонь! — тотчас негромко скомандовал Иванов. Секунду спустя, сзади туго ударило в воздух, слабо отдавшись в воздухе, и первый гаубичный снаряд, распарывая упругий воздух, прошел над головами. Потом на несколько секунд его ход где-то там замер, но вот почти у самой макушки высоты возле траншеи обвально грохнул взрыв. Ветер подхватил облако пыли, понес его по склону.

Бойцы торопливо повыскакивали из окопчиков и, пригибаясь, сыпанули с обмежка к болоту.

В течение нескольких секунд комбат видел почти весь свой батальон, за исключением скрытой пригорком роты Кизевича, затем болотный кустарник быстро поглотил всех.

Иванов, не отрываясь от бинокля, продолжал передавать команды, и вверху через их головы, постанывая, шли тяжелые гаубичные снаряды и обрушивались на высоту.

Волошин видел, что Иванов только что перенес огонь на траншеи — значит, с блиндажом и пулеметом, наверно, было покончено.

В это время с высоты длинно застегал пулемет.

Волошин чуть подвернул окуляры бинокля и увидел за болотом, в самом начале склона, несколько серых фигурок, с усилием бегущих по склону вверх. Кто-то из них там упал, поднялся, вперед вырвался один в телогрейке с коротким автоматом в руках, и Волошин невольно радостно выкрикнул: «Нагорный!.. Паша, Нагорный!» И уже оглядываясь на Иванова, кричал:

— Паша, ты видишь? Вон мои вырвались! Это Нагорный атакует траншею!..

Теперь было видно, что пулемет бил по группе Нагорного.

— Паша! Скорей накрой пулемет!.. И проходы, проходы в спирали.

— Где же он? — волновался Иванов. — От черт, не разобрать…

— Накрой пулемет, Паша!.. Он их сейчас положит!..