И Нагорный действительно залег, несколько человек упали на серый склон, то ли укрываясь от пулеметного огня, то ли были убиты. Но тут же, будто по желанию комбата, на высоте выросло подряд три пыльных приземистых разрыва, которые, наверно, не накрыли траншеи, зато землей и пылью отгородили от нее распластавшихся на склоне бойцов. И взвод поднялся. Несколько человек, только что показавшихся комбату убитыми, вдруг подхватились с земли и бесстрашно побежали вверх, в еще не осевшую от разрывов пыль…
А роты не поднимались. Роты пропали в кустарнике на болоте.
— Ага, вот он, подлец! Вижу! — радостно вскричал Иванов и закомандовал телефонисту: — Левее ноль-ноль два, уровень больше ноль-ноль один!..
Гаубичные разрывы Иванова мощно крошили траншейный бруствер.
— Был пулемет — нет пулемета! — крикнул Иванов.
Пологий склон высоты заволокло дымным туманом, и рваные клочья пыли косо тянулись в хмурое небо. Видимость резко ухудшилась, бой громыхал вовсю.
— Где роты! — волновался комбат. — Почему они долго не выходят из болота!..
Волошин левой рукой выхватил у Чернорученко трубку.
— Але, десятый! Нет десятого? Передайте от пятого с «Орла» — смена НП. Карандаши — на высоте: меняю НП.
Поняли? Меняю НП.
И бросив в руки Чернорученко трубку, он с поспешностью распрямился в траншее.
— Гутман! Чернорученко! Снять связь и за мной! Быстро! Чернорученко с несвойственной ему живостью одной рукой выдернул заземление, другой сгреб аппарат. Гутман подхватил катушку…
— Минут десять поддай! — крикнул Волошин Иванову.
— Десять поддам! Но не больше…
— А ты поточнее, — бросил Волошин уже с бруствера.
— Уровень меньше ноль-ноль один, — командовал Иванов… А комбат уже сбегал по мерзлой траве на измызганные плахи впаянного в кустарник льда…
…Волошин размашисто бежал по льду, истоптанному грязными подошвами только что пробежавших здесь рот, за ним вплотную держались трое связных. Чернорученко с Гутманом вскоре отстали, запутав в кустарнике провод, и комбат приказал одному из связных, тощему парню в короткой шинели, быстро помочь им. Боец с напряженным непониманием взглянул на него, но потом закинул назад сбившуюся на живот противогазную сумку и остановился ждать.
Комбат, пригнув голову, продрался сквозь лозовые заросли в прогал и оглянулся: за ним из-за куста, широко расставляя ноги и осклизаясь, бежал ветврач. Его расстегнутая кобура опустело болталась на животе, узенький ремешок тянулся к руке с зажатым в ней вороненым наганом, которой майор неуклюже взмахивал, стараясь сохранить равновесие при беге.
— А вы куда? — крикнул Волошин, не сдержавшись в своем возбуждении.
Ветврач только раскрыл рот, чтобы ответить, как вдруг оба они вздрогнули, на мгновение потеряв дар речи.
В облачной выси над болотом оглушительно грохнуло раз и второй, перекрыв все остальные звуки боя, и в воздухе родились два черных дымных облачка, словно брошенные в небо клочки шерсти.
— Бризантный! — вырвалось у Волошина тревожно. — Пристрелочный.
И оглянулся на ветврача. Ветврач лежал под нависшими ветвями ольхи, уронив на лед голову в подвязанной под подбородком ушанке.
— Вы что? Раненый? — подбежал к нему Волошин.
Ветврач встрепенулся и с вопросительным ожиданием в глазах внимательно посмотрел на комбата.
— Н-нет, я не ранен, — выдавил он заикаясь.
— Встать и бегом! Бегом! — скомандовал Волошин. — В лозняк! Не могу же я быть нянькой при вас!.. Мне надо к ротам! К ротам!
— Да, да, конечно к ротам, — бормотал, приходя в себя майор. — Вы идите, идите!.. Однако почему наши не стреляют?.. Одни немцы почему?
Но Волошин больше не оглядывался, он бежал к близкому уже краю болота, где должна быть восьмая рота Муратова, а над головой его то и дело разрывались теперь уже счетверенные бризанты, и сотни осколков горячим вихрем проходили по ветвям кустарника, срезая ветки и насквозь прожигая толстый, достигающий самого дна лед.
«Надо во что бы то ни стало поднять батальон, — горячей волной обжигала его единственная мысль, — поднять на последний бросок… в нем единственный выход достичь траншей, где ждет Нагорный… Под высотой… здесь на болоте они не выдержат… бризант всех скосит!»
…Еще рывок, и вот он уже видит бойцов восьмой роты. Новый залп, грохнувший, казалось, в нескольких метрах над головой, сшиб его с ног, и он нелепо упал на жесткую, заиндевелую траву лужайки.
Но тотчас вскочил, окинул взглядом подножие высоты, где неровно залегли бойцы восьмой роты. Кто-то из них уже лихорадочно работал лопаткой, кто-то истошно матерился справа, и он повернул на этот мат, ожидая увидеть там командира роты, и увидел кучку бойцов на коленях, возившихся возле кого-то, лежавшего на траве. Еще не добежав до них, он увидел хромовые сапоги Муратова, волочащиеся по траве, в то время как двое бойцов, подхватив командира роты под мышки и пригибаясь, тащили его к кустарнику.
— Стой! — крикнул он, не услыхав своего голоса, накрытого очередной серией взрывов.
Один из бойцов упал на колени, выронив руку ротного, и уткнулся плечом в траву. Другой лег рядом, растерянным взглядом шаря по окрестности и не узнавая комбата.