Повелитель

После дождя улицы выглядели безлюдно, и в «Винной устрице» кроме них никого не было. В этот раз они заказали правильно: креветки, устрицы, вино и шампанское. На столе появились розовые ракообразные, выложенные по кругу на колотом льду, в центре которого красовались сочно-желтые дольки лимона. Рядом поставили блюдо с устрицами, неровные раскрытые раковины с нежной начинкой лоснились под лампами. Надя начала с устриц, попеременно запивая их то вином, то шампанским, в этот раз – французским.

– Мне нравится, как ты ешь.

Она улыбнулась, глядя, как Лялин высасывает содержимое очередной раковины.

– И я люблю есть вместе с тобой.

– Я тоже, – ответил он.

На улице снова пошел дождь. «Скоро настоящая весна», – подумала Надя, заглядывая в окно.

– Это так странно, – сказала она. – Несколько месяцев назад я и подумать не могла, что мы с тобой будем вместе есть устрицы, как будто ничего и не было.

– В каком смысле не было?

– Да ни в каком!

Надя вдруг захотела рассказать о том, как ей было плохо без него, но тут же решила, что поговорит об этом после.

К ним подошел официант и зажег маленькую свечку в прозрачном стаканчике. Пламя испуганно замерцало, но потом, словно убедившись в надежности этого мира, вытянулось и стало почти неподвижным, освещая их столик маленьким теплым огнем.

44. Любите живопись, поэты

Надя опаздывала. В «Акростихе» вот-вот должен был начаться поэтический вечер, о котором она договаривалась. Катерина, хозяйка галереи, прислала ей несколько сообщений, что почти все уже собрались.

Утром Наде хотелось спрятаться дома и никуда не ходить. Лялин уехал в Петербург на Гумилевскую конференцию.

– Ты что, специально? – обиделась она. – Мы же вместе придумывали этот вечер!

– Ну я не мог отказаться! Меня Весин просил, чтобы я был.

– И почему ты говоришь об этом только сейчас?

– Не хотел тебя расстраивать.

– Отлично. Весину привет, – и Надя положила трубку.

Ей вдруг показалось, что он нарочно все это придумал, чтобы ее обидеть. И даже когда они познакомились с художниками, Лялин сказал про свою передачу, чтобы они согласились. И теперь сообщил, что уезжает накануне вечера, чтобы… Чтобы что?..

Наде не в первый раз представлялось, будто происходящее с ней не случайно, кто-то или что-то намеренно делает так, чтобы, например, именно к ней подошел прохожий с каким-нибудь странным вопросом. Она понимала – это странно, и это ее пугало, но Надя успокаивала себя: пока она понимает, что такие мысли не совсем ненормальны – все в порядке. Сильнее этих странных ощущений она боялась лишь голосов в голове. Иногда Наде снилось, как они говорят с ней, и тогда она в ужасе просыпалась. Об этом Надя не рассказывала никому, кроме Лялина.

Она остановилась перед серой дверью и глубоко вздохнула. Меньше всего на свете ей хотелось сейчас вести поэтический вечер. Но ничего не поделаешь – люди же не виноваты в ее настроении. К тому же Надя так хотела, чтобы он состоялся. И может быть, командировку на самом деле нельзя было пропустить…

Надя открыла дверь и вошла. К ней тут же, улыбаясь, подошла Катерина.

– Наконец-то вы пришли! Проходите! А мне уже ваши товарищи рассказали, что у поэтов никогда вовремя вечера не начинаются.

– Да, мы привыкли к такому… но минут через пять буду готова.

Когда Надя вышла в центр зала и произнесла первые слова, объятия тоски и боли, разомкнувшись, упали на пол, словно высохшая оболочка, ставшая ненужной. Ее авторы по очереди читали стихи, и зал встречал каждого по-своему. Надя заметила, что художники – чуткие зрители, отмечающие аплодисментами сильные стихотворения, безошибочно отделяя их от прочих. Когда позже она поделилась своим наблюдением с Катериной, та поинтересовалась, а как можно отличить сильное от слабого. Вообще после официальной части вечера они услышали много непривычных вопросов. Например, рыжеволосая девушка в сером платье спросила у Нади, профессиональный ли она поэт.

– Она да, очень профессиональный, – ответил за нее Антон, услышавший вопрос. – Купите у нее книгу. Или у меня – мою.

Он, словно контрабандист, показывающий запрещенный товар, достал из внутреннего кармана кожаной куртки свой последний сборник.

– Сегодня скидка. Двести рублей.

– А давайте, – решила девушка и открыла сумочку.

– Сейчас она вернется, мы ей еще твою продадим! – зашептал Наде Ларичев. – Где она?

– Да вон на столике лежит, со всеми.

– И что-то не особо покупают. Стесняются, наверное.

– Ну мы тоже картины как бы не особо покупаем.

– А зачем? Нам и так подарили.

Пока поэты выступали, Катерина успела нарисовать каждому по портрету. Несмотря на скорость создания карандашных рисунков, в каждом угадывалось настроение владельца. Они рассматривали и показывали друг другу листы, с которых на них смотрели: улыбающаяся, но немного печальная Надя, таинственный Антон, беззаботный Руслан, невозмутимая Анна, задумчивый Поль, серьезный Паша, веселая Лида.

– Ты хотя бы Катерине подари свою книгу, – подсказала Надя Антону.

– А где она? А, вон, вижу ее прекрасное платье.

– Ты тоже заметил?