Повелитель

Внутри он показал им двери, ведущие в центральную часть, на узорах которых нет ни одного повторяющего цветка. Но перед тем как зайти, Николай открыл неприметную дверцу в стене – заглянув в которую, Надя и Лялин увидели широкий балкон. Николай рассказал про резные колонны и версию, что на них изображен языческий бог леса.

– А можно выйти? – попросила Надя.

– Ну вообще нежелательно.

– А мы осторожно! – заверила она. – Только чуть-чуть посмотрим.

И, потянув Лялина за рукав, она шагнула на балкон. Надя смотрела на дома и крыши, людей внизу, на воздух, дрожащий и переливающийся, рассыпающийся чем-то прозрачным и звонким.

– Я забыла, как правильно называется этот балкон, – говорила она, заглядывая вниз, – как же здесь здорово! А Николай такой милый! Смотри, он на нас смотрит? Нет? Поцелуемся!

– Ай! – возмутилась она, почувствовав, как Лялин ловко ухватил ее за попу. – Ты в божьем храме!

– А кто хотел целоваться?

– Ну ты сравнил! Пойдем обратно.

Когда они вернулись, Николай рассказал о росписях, чугунном поле, иконах. Долго говорил об иконе святых Новомучеников и Исповедников Российских как о собирательном образе подвига, совершенного Русской церковью в двадцатом веке.

Надя внимательно рассмотрела сцену, где солдаты, похожие на красноармейцев, сбрасывали в шахту великую княгиню Елизавету Федоровну – основательницу Марфо-Мариинской обители – и ее келейницу Варвару вместе с великим князем Сергеем Михайловичем, князем Владимиром Палеем, еще тремя князьями и слугами.

– Буденовки на тех, кто сбрасывает, – заметила она. – А погон нет. Кто же они? Кто эти солдаты? На каждой картине они кого-то мучают и убивают. Зачем, почему, для чего это все произошло? Почему люди так легко отказались от Бога? Им было очень плохо, или хотелось, чтобы стало хорошо? А разве можно так писать икону?

– Написано по канону, – ответил Николай.

– Они в богатырках, – сказал Лялин. – Это потом их стали называть буденовками, а изначально были богатырки. Их придумал Васнецов для победного марша русских солдат в Берлине в семнадцатом году, и солдаты должны были походить на русских богатырей.

– Васнецов? – переспросил Николай. – Этого я не знал.

– Виктор, конечно, – добавил Лялин.

Дальше Николай подвел их к иконе преподобного Иова, игумена Почаевского, Почаевской иконе Божией Матери. Рассказал, что она замироточила во время службы в день смерти царской семьи.

– А я никогда не видела, чтобы икона мироточила, – вспомнила Надя.

– Да? – оживился Николай. – А вот сейчас мироточит Троеручица в Храме Успения Пресвятой Богородицы, на Гончарной. Сходите!

– Сходим?

Она повернулась к Лялину.

– Сходим, – ответил он.

– Пойдемте, я покажу вам образ святого царя-мученика Николая Второго, – продолжил Николай, подводя их к одному из окон храма. – Этот образ написан на кирпиче, который отец Александр привез из разрушенного дома Ипатьева в Екатеринбурге, где царская семья была расстреляна. Отец Александр очень чтит эту святыню…

Когда они вернулись обратно через цветочные двери, Николай подошел к еще одной маленькой дверце в стене и открыл замок. Они поднялись по узкой белой лестнице с высокими ступенями, миновав небольшую светлую комнатку, и вышли, точнее, выбрались на колокольню через низкий проем. Надя и Лялин сразу почувствовали солнечный ветер – не такой, как внизу. Москва окружила их со всех сторон. Вон белая свеча колокольни Ивана Великого, краснобашенный Кремль, там – высотка на Котельнической, а почти рядом красно-белые купола храма Климента. Зеленые шапки деревьев, покатые крыши домов, серые заводские трубы. Надя прищуривалась от яркого солнца, рассматривая город.

Николай рассказывал о линейном строительстве колоколен, об очередности звона и о звоне на четыре стороны света. И что их колокольня звонила второй – после Ивана Великого. О гениальном звонаре Константине Сараджеве, который мог исполнить на колоколах больше ста классических симфоний. Сын дирижера Сараджева и дочери Нила Филатова, основавшего русскую педиатрическую школу – это его имя сейчас носит Филатовская больница. Об этом уникальном виртуозе Анастасия Цветаева написала «Сказ о звонаре московском». Надя слушала гида и думала о затейливых узорах судьбы, соединяющей жизни великих людей. Случайны ли эти связи? И кто из них останется, сумеет пройти сквозь века, а кто станет одним из публикующих воспоминания о великих? Лялин взял ее за руку, и она прижалась к нему, спрятавшись от ветра.

Во время спуска, когда они снова проходили мимо маленькой комнатки, Николай рассказал, что это комната звонаря и здесь в тридцатые годы был задушен подушкой протоиерей Димитрий Карнеев. Убийц так и не нашли.

– Ужас какой! – громко сказала Надя.

Она спускалась второй – впереди шел Лялин, замыкающим – Николай. Лестница была узкой, они разговаривали, но не видели друг друга, перед собой Надя различала крутые изгибы белой стены и деревянные перильца, за которые крепко держалась, спускаясь с одной ступени на другую.

– Как бы нас ни закрыли в храме, уже поздно, – услышала она голос Николая.

Но дверь оказалась открыта.