Почти весь май они не виделись – сначала Лялин говорил, что у него срочная работа, а потом уехал в командировку. Да и у Нади времени оставалось не так уж много – приближались государственные экзамены, и все дни уходили на подготовку. В Литературном институте было два госэкзамена, но по сути студенты сдавали экзамены по четырем дисциплинам: «русская словесность, куда входили вопросы по всей литературе и стилистике, и философия и эстетика. Все боялись русской словесности, вернее русской литературы – где можно было получить неуд от Короткова и отправиться на пересдачу на следующий год. Вместе с Надиным курсом в этом году сдавали пять человек, провалившиеся прошлой весной. Надя тоже боялась не сдать. В последнюю неделю перед экзаменом она почти безвылазно сидела дома, обложившись лекциями, книгами и учебниками.
В день экзамена, дожидаясь своей очереди, Надя и ее однокурсники стояли возле окна, спешно перелистывая лекции или рассказывая друг другу сюжеты произведений, которые не успели прочитать. На двери аудитории висел прикрепленный скотчем лист бумаги с крупно напечатанными буквами: «Тихо! Идет государственный экзамен».
За окном ласково млел жаркий майский полдень, это был один из тех дней, когда хочется лежать в мягкой траве под деревом, неспешно и с наслаждением читая или просто наблюдая за облаками. Но студентам сегодня было не до облаков. Многие не спали всю ночь, отчаянно запоминая то, что не успели выучить. Чаще всего нужно было вспоминать не какое-то большое или выдающееся, или редкое произведение – забывались простые вещи, пройденные еще в школе, вроде «Горя от ума» или «Вишневого сада». В ночь перед экзаменом Надя ничего не перечитывала – она успела повторить все темы накануне и теперь лишь слушала, что рассказывают другие. Вечером она говорила с Лялиным по телефону, тот пожелал ей удачи и сказал, что не сомневается – она блестяще справится с экзаменом.
В билете было три вопроса, два по литературе и один по стилистике. Надя потянула длинную прямоугольную бумажку. Ей повезло: первый вопрос был о творчестве Достоевского, второй – русский авангард – это по литературе, и организация языковых единиц в текстах – по стилистике. Вытянуть на госэкзамене вопрос о любимом писателе – для этого действительно нужно быть счастливчиком.
Вскоре Надя уже рассказывала про авангард – ответ по Достоевскому слушали недолго, сразу поняв, студентка хорошо ориентируется в теме. Наде даже стало немного обидно, но тут какая-то незнакомая женщина из комиссии, представляющая другой вуз, спросила: «Ну, про авангард в литературе, музыке и изобразительном искусстве вы рассказали. А вот как обстоят дела с авангардом в архитектуре? Назовите здания в Москве в стиле авангард». И Надя от неожиданности так растерялась, что забыла какие здания вообще в Москве существуют. Она попыталась вспомнить хоть какой-нибудь дом, но в голове не было ничего кроме темноты. Пауза затянулась, и тут из этой тьмы в воображении выплыли контуры Покровского собора. Надя мрачно произнесла: «Собор Василия Блаженного – не авангард!» Коротков смеялся так, что ему пришлось снять и протереть очки. Комиссия тоже развеселилась. Наконец Валерий Федорович сказал растерявшейся Наде: «Идите. У вас отлично».
За дверями аудитории Надю тут же обступили однокурсники, засыпав ее вопросами. Счастливая, она рассказывала, как отвечала и какой вытянула билет, радуясь, что самый страшный экзамен для нее позади.
Через несколько дней все, сдав последний экзамен, эстетику и философию, отмечали окончание учебы на бульваре. Надя одновременно с радостью ощущала легкую печаль. В этом теплом, позднемайском дне, пахнущем сиренью, мир будто бы преломлялся, перерождаясь в инобытие, словно лето, вытесняющее весну. Говорили о грядущем выпускном, о будущих книгах, работе, об аспирантуре. Первой заплакала Ася. За ней, словно в кино, появились слезы и у других девочек. Прощаться с Литом никому не хотелось. Время, проведенное в этом доме, теперь, ставшее счастливым воспоминанием – его не хотелось отпускать. Надя вспомнила осень, семинары, как она шла в институт и как сладко сжималось сердце, замирая и начиная идти вновь, предвкушая встречу с Андреем Мстиславовичем. Тогда не было ни сомнений, ни страха, ни размышлений о будущем. Не было ничего, кроме них двоих. Неужели тогда она ошибалась?
– Надя, о чем ты так печально задумалась? – Вадим сел перед ней на корточки. – Я вот себе комнату до сих пор не нашел и то не грущу.
– Я не хочу отсюда уходить.
– А чего грустить – последний экзамен в нашей жизни! – радостно сказала Марина.
– Ну почему последний, мы вот собираемся в аспирантуру, – ответила Ира Вербицкая, сдавшая все экзамены на пятерки – она получала красный диплом.
– Хорошо, может, и не последний, – согласилась Марина. – Но таких экзаменов как в Литинституте больше не будет…
– Да тебя просто Весин не хочет далеко от себя отпускать, вдруг ты без него плохо писать начнешь, – ответила Вербицкой Валя Киреева, – а вот драматурги никому не нужны.