Повелитель

– Погоди, ты не хочешь со мной общаться, потому что я не люблю танцевать?

– И с друзьями моими встречаться тоже не любишь.

– Не люблю. И никогда этого не скрывал.

– Давай тогда не будем больше встречаться, – Надя почувствовала нестерпимую обиду, перерастающую в боль, и ей захотелось, чтобы ему стало также больно.

– Ты серьезно? Из-за твоих друзей? Ну раз ты считаешь, что все кончено…

Наде показалось, будто в его голосе проскользнуло облегчение. Пронзительная мысль ошеломила своей окончательной определенностью: Лялин сам хотел с ней расстаться. Ему был интересен роман со студенткой – но не именно с ней – на месте Нади могла быть любая. Та же Ася.

– Да, я считаю. Пока. – Проговорила она и положила трубку.

Потом Надя села на пол и заплакала.

То лето слилось для нее в один бесконечный тоскливый день, когда, просыпаясь, человек не понимает, для чего нужно его пережить. Если только чтобы дотянуть до ночи, когда добрый Морфей подарит драгоценное забытье, несущее облегчение. Надя часто ездила на Тверской бульвар, и когда проходила мимо Литинститута, сердце ломило от счастья пополам с болью. Она не могла до конца поверить, что их разрыв произошел на самом деле.

Уже в сентябре, когда Надя брела по бульвару, шепча стихи, от которых сердце наполнялось дождем и отчаянием, она снова посмотрела туда, где за черной оградой по-прежнему стоял дом Герцена. И тут Надя заметила на траве каштан. Взяв в руку холодный плод, она увидела, что светло-коричневая сердцевина у него в виде сердца, и оно почти точная копия того сердечка, которое подарил Повелитель. Сама не понимая почему, она продолжала носить этот кулон, снимая его лишь на ночь. Этим вечером домой Надя не поехала. Она купила бутылку вина, потом еще одну. Надя ходила по бульвару, потом сворачивала к Патриаршим, и снова возвращалась к Литинституту. После первой бутылки она уже точно не могла ответить на вопрос, почему не уходит. Из той ночи она запомнила лишь тени, похожие на людей, двух охранников какого-то банка, столик в кафе, горячий кофе, закрытые ворота Лита и забор – черная ограда, через которую она перелезла. Оказавшись рядом с Герценом, Надя сначала села, а потом легла на землю рядом с невысокими кустами. Отсюда ей было видно главное здание – под портиком с каменными музами горело одно окно. То ли забыли погасить свет, то ли охранник устроил ночные посиделки, а может, это проделки духов умерших писателей. Надя смотрела на свет, совершенно не ощущая холода. Она подумала, что можно было бы оставить письмо здесь. Надя написала его на следующий день после их последнего телефонного разговора. Сначала она думала отправить на электронную почту, но потом решила – обязательно нужно передать лично, чтобы быть уверенной в том, что Повелитель его прочитает. Но письмо так и осталось у нее. Сегодня этот листок бумаги тоже лежал в ее сумочке:

«Дорогой мой человек!

Сердце мое разрывается, и я не знаю, чем заглушить эту боль.

Когда я думала о том, что тебя не увижу и больше никогда не смогу заговорить, дотронуться до тебя, с каждым вдохом и выдохом жизнь как будто уходила из меня. Я не понимала слов людей, говорящих со мной, не помнила, куда мне нужно идти, зачем мне нужно идти…

Мне по утрам глаза открывать не хочется, но, знаешь, я до сих пор не верю, что ты со мной расстался. Это все оттого, что человеческие сердца неумны и слепы и способны только любить и верить в человека, что бы ни случилось. И если бы у меня был выбор, чтобы снова все стало как раньше – я выбираю тебя. По крайней мере, теперь я знаю, насколько рядом с человеком может быть хорошо.

Ты лучшее, что случилось со мной. Береги себя. Мне нужно знать, что я дышу вместе с тобой. Видеть тебя, говорить с тобой, дышать рядом с тобой, знать, что ты есть. Сердце мое, мое солнце. Я все могу, но мысль, что мы больше не увидим друг друга приводит меня в отчаяние. Разве возможно, что нас больше нет? Ты единственный. У меня больше никогда и ничего. Сейчас – не поверишь. Но я найду тебя на любом свете, чтобы спросить: “Теперь ты веришь, что ты – единственный? ”

Чувствую в себе что-то большое и сильное и с каждым днем оно растет, захватывая во мне все новые клетки, и я меняюсь и живу вместе с этой силой. Милый, единственный, если бы я могла что-то сделать, чтобы тебе было хорошо. Если бы для этого мне нужно было уйти навсегда – я бы смогла. Но так не будет лучше. И потому я с тобой. Просыпаясь, я вспоминаю, почему открыла глаза – потому, что могу ждать. Месяц, год, всю жизнь. Пока ты есть. Когда мы говорили по телефону, на самом деле я хотела сказать: ты лучшее, что случилось со мной. Как бы ты ко мне ни относился, я продолжаю тебя любить. Невозможно покинуть желанных. Прощай».

Надя плакала и смотрела на свой дом. Дом, в который она никогда не сможет вернуться. А действительно, стоит ли просыпаться? Она повернулась на спину и закрыла глаза. Но даже сквозь закрытые веки Надя продолжала видеть небо, склонившееся над ней. Это было небо Литинститута, в тот день укрывшее Надю, словно цветок, от холода и посторонних глаз.