Повелитель драконов (СИ)

В порту было полно народу. Моряки, торговцы, рыбаки. Все разгружали или только грузили товар на галеи и шхуны. Поодаль от причалов расположились прилавки с товарами, в основном рыбой, крабами, водорослями и прочим. За лавками выстроились складские помещения. Пестрели вывески сплошь на харлийском, и о том, что там было написано, можно было только гадать.

Квартал был залит солнечным светом. От морского ветра было свежо, несмотря на большое скопление народа. По довольно широким улочкам, по которым иногда проезжали груженые телеги, мы вышли к площади. В ее центре стоял широкий колодец. А по соседству расположился хак’сил — харлийский храм. Невысокий четверик, от которого отстояла башня, сужающаяся к верху. Четверик соединялся с башней крытым переходом на высоте второго этажа. Башня увенчивалась символом — полукругом, из которого выступал треугольник, оканчивающийся пятиконечной звездой — корабль Хаара, последовавший знамению духов предков, который привел харлов на Хардрассал.

Согласно Мхакал’Татджу — верованию харлов в духов предков — основное здание было посвящено духу-прародителю — создателю и тому, кто сопровождает души к родным в Благие земли, местному подобию Аэра. Отстоящие башни символизировали остальных четырех духов: духу-отцу, духу-матери, духу-сыну и духу-дочери. Поэтому вокруг здания их могло быть и четыре, но в порту стояла лишь одна. Как рассказывали нам на корабле, посвящена она Духу-отцу, которому молятся мужи перед отплытием.

Большое витражное стекло выходило прямо на площадь и неспроста. Это стекло с изображениями исхода харлов на Хардрассал было неким подобием алтаря, м’зуфт, как его именовали сами харлы. И м’зуфт каждого хак’сила был направлен в сторону Хаасима, где стоял Хаар’ахлиб — главный хак’сил и место упокоения пророка Хаара.

За площадью на различных улочках соседствовали торговые лавки, склады, конторки и жилые дома. Народу тут поубавилось: основной поток шел только по главной мостовой к воротам, куда направлялись и мы. Здесь же, на главной улице, нам повстречались и первые савры. Высокие, наравне с нерами, худощавые, хотя позже повстречался и довольно крупный савр. Согласно книгам все их тело: от макушки до пят — было сплошь покрыто чешуей, что мы и наблюдали. Вытянутые морды у большинства встреченных савров напоминали змеиные. За каждым волочился массивный чешуйчатый хвост. Чешуя их в основном отдавала зеленоватыми оттенками, но присутствовал и другой окрас: черный, темно-синий и прочие. У савра идущего впереди нас кончик хвоста был бардовым, что говорило о его принадлежности к племени Хардах. Все без исключения мужчины на голове и подбородке имели роговые наросты. У одних это были просто рога, толстые или тонкие, маленькие или большие, прямые или закрученные. Встречались тут и саврийки. Правда, отличить их от мужчин было довольно трудно: никаких бросающихся в глаза отличий не было. У них была более тонкая и грациозная фигура, чем у мужчин. Одна прошла рядом с нами, на ее лице, голове и руках были узоры из синих полос, каковые имелись у племени Шаи’рид. Саврийки часто имели маленькие рожки на макушке и в области глаз. Было удивительно и непривычно видеть этот народ. Это был словно другой мир.

Уже у ворот открывался вид на холм, где за массивными стенами высился пирамидообразный императорский дворец. На фасаде его, подле балкона, развивались черные полотнища с какой-то золотой эмблемой, которую отсюда разглядеть было трудно. Вместе с потоком людей мы вышли из харлийского квартала, и пошли по деревянному мосту, ведущему на один из холмов, на котором расположился Гарад.

Преодолев вторые ворота, мы попали в торговый квартал. И как только мы прошли чуть дальше, меня объял неприятный запах гнили. Слышался он, видимо, с расположившегося впереди рынка. Он смешивался с каким-то затхлым запахом, веяло и гниющим деревом, а также ветерок приносил запахи болотных газов. Вся эта невозможная до тошноты какофония вызывала головную боль. По узкой, грязной, вымазанной в помоях, земле и торфе, булыжной мостовой мы продвигались вглубь квартала. Улица пролегала между грозно склонившимися над ней домами, тесно прижатыми друг к другу. Не было в них никакой красоты, вызывали они лишь тоску и некое удушающее чувство.