Повелитель драконов (СИ)

— Подонок! — разъяренно прошептал он, а затем выдохнул. — Ты прав Совор, я полоумный, раз никто кроме меня не принял его за убийцу.

— Я предупреждал тебя, что тут иные законы. И не только я. Тебе повезло, что инквизитор-гаруспик не решился разделать заодно и тебя, чтобы сделать очередное предсказание. Будь добр: держи себя в руках! — я тоже был зол, но не на Дерека, нет, только от увиденного ужасного ритуала.

— Пошли, — буркнул он. — Не желаю тут больше задерживаться.

***

Пока Дерек в стороне приходил в себя, я походил по базарным лавкам и развалам. Все тут было: и специи с пряностями, и свежие фрукты с различными сладостями, и порошки и снадобья. Пополнив необходимые запасы, я позвал Дерека, и мы двинулись дальше. Он все никак не унимался. Был зол. И понятно почему.

Молча перешли по мосту к другому району Гарада. Тесные, неуютные улицы стали просторнее. Дома уже не прижимались вплотную друг к другу. Да и домов тут было не столь много. Над крышами возвышалась золотое навершие усеченной пирамиды в виде плоской морды ящера в чудном полукруглом головном уборе.

Вскоре мы вышли на площадь, на которой и была возведена каменная пирамида. Могучие лестницы вели к квадратным высоким дверям, куда подтягивалась процессия в черных балахонах. К открытому атриуму на вершине пирамиды, на крыше которого и красовалась золотая верхушка, вели массивные ступени. В нем горел огонь, который издалека, казалось, отдавал зеленоватым.

Храм Великого суда. В таких сооружениях по всей Арикании воздавали хвалу действующему императору, приносили жертвы в его честь и гаруспики вскрывали живых для предсказаний.

Солнце клонилось к закату, когда мы, обогнув храм и преодолев запутанную паутину улиц, уводивших с площади, вышли к закрытым в дневное время воротам. А стражников тут стояло больше, чем обычно. Стало ясно, что вот мы и пришли к Ямам — бедным застройкам города. Через дверь в створке ворот стража пустила нас внутрь и затворила за нами проход.

Если до этого увиденные нами кварталы испещренные лабиринтами улочек и переулков представляли собой город, то в Ямах город закончился совсем. Это нельзя было даже назвать пригородным районом, какие можно наблюдать возле многих крупных селений и уж тем более столиц. Вместо улиц — вытоптанные в торфе тропы. Везде, куда падал взгляд, помойные лужи и судя по едкому запаху выгребные ямы. Местные савры ютились в наскоро сколоченных, кривых бараках, прогнивших от сырости; в стенах большинства домов окон не было, вместо них зияли дыры. Были тут и лачуги, сделанные из чего-то напоминающее подсушенный крупный панцирь.

Продвигаясь по Ямам, мы не повстречали ни одного стража. Зато я краем глаза иногда замечал, как из-за угла за нами наблюдали. Либо воры, либо местные банды. То, что рассказали нам по пути об этом месте, полностью подтверждалось. Здесь грабили, насиловали, убивали и не только бедняков, которые тут жили; когда голодных до одури савров становилось слишком много, они нападали и на торговые обозы. Бедные савры в рваных, грязных лохмотьях кто сидел на крыльце дома, кто разгуливал по делам, а кто просто валялся в грязи у тропинки. Иногда эти лохмотья были столь изодранные, что савр был практически нагим. По пути встречались и такие.

Перед глазами то и дело встречались тощие, мутно-зеленоватого цвета савры. На их обреченные лица, с неживым, а когда и голодным взглядом невозможно было смотреть без сожаления.

Мы старались двигаться быстро, задерживаться здесь не хотелось. Через час мы преодолели несколько кварталов бараков, один раз даже заблудились и вышли в подворотню. Там перед нами происходило ужасное действо. В яме, огороженной веревками, окруженной кричащими, возбужденными саврами, бились на смерть саврийские мальчишки. Сложно было оценить их возраст, но ростом они были не велики. Нагие, по колено в грязи, рвали и кромсали друг друга когтями и зубами под одобряющие визги толпы. Ком подступил к горлу, когда один из них полоснул когтями по горлу второго и тот захлебываясь от собственной крови, рухнул в грязь. А когда победивший под радостные вопли стал глодать побежденного, стало дурно. Дикарский обычай: поедать поверженного друга или врага для того, чтобы тот переродился — только звучал неприятно, само действо выглядело до невозможности мерзко.

Вскоре уже показались массивные каменные стены. Ямы, где текла дикая жизнь, оканчивались там. Я никогда не тешил себя иллюзиями о том, каково приходится беднякам: видел Блошиный переулок в Белом городе, Муравейник в Андридиме, бедные застройки в других городах, жил среди бедняков и помогал им тем, чем мог. Но то, что происходило в Ямах, и представить себе не мог.