Повелитель Грёз (СИ)

- Милая, ты такая худая, - сказал толстяк Амьян, - придется пол-лета тебя откармливать.

- Они над тобой издевались? - спросил Месфир.

Ками почувствовала, что губы начинают дрожать. Она сразу вспомнила и Илмара, и дядю, и всех-всех казненных солдат, каждого. Но решила ничего не говорить. Не хотела расстраивать Месфира и Амьяна, а еще не хотела, чтобы узнал отец. Ему, конечно, и так потом доложут, что его солдат казнили, а дочь заставили смотреть, но пусть это станет ему известно не от нее. Пусть думает, что она сильная, раз не пожаловалась.

- Нет. Со мной хорошо обращались.

- Слава Восьмирукой! - воскликнул Амьян. - Сафарши еще не потеряли остатки чести.

- Но теперь ведь уже все не важно? - Ками заглянула салирцам в глаза. - Вы привезли золото и заберете меня отсюда?

- Милая... - вздохнул Амьян.

- Придется еще немного потерпеть. - Месфир положил ей руки на плечи. - Еще чуть-чуть, и мы соберем золото. Еще месяца два, может, три.

Ком прошел по горлу.

- Как? - еле из себя выдавила Ками. - Мне еще здесь три месяца?

Ей хотелось зареветь и от того, что еще три месяца сидеть в этой вонючей комнате, и от того, что она еще не скоро увидит Салир, но больше всего от обиды на отца, потому что он не смог собрать на нее выкуп. А он же обещал, что она через шесть месяцев вернется домой! Прошло уже семь, и вот еще три...

- Может, нам еще что-то продать? - умоляюще спросила она.

- Даже если мы с Амьяном продадим все свои земли, это не покроет и сотую часть долга.

- Нужно дождаться нового урожая, - пояснил Амьян. - А потом мы за тобой приедем и заберем тебя! Вернемся в Салир, и все будет снова как раньше!

Ками зарыдала.

- Не будет! Не будет как раньше! Они всех убили! И дядю, и Илмара, и Шоля, и Фьяна, и Кирьва... А ему было только пятнадцать... Всех убили!

Она закрыла лицо и отвернулась.

Амьян обнял ее.

- Что ты такое говоришь, милая?

- Правду, - всхлипнула Ками. - Они их убивали, а потом какой-то нечистый жрец оживлял. Я все видела. А потом... - Ками набрала воздух. - Потом опять убивали!

Амьян с Месфиром переглянулись.

- Не может быть, - сказал Месфир. - Какой смысл? Он мог бы получить за них выкуп.

Горячие слезы текли по щекам.

- Может, идиоты вы такие... Он делает, все что захочет, потому что он - князь, а все остальные некнязи, а я - некняжна!

Где-то на второй или третий день она случайно, по привычке, ведь все так говорят в Салире, назвала отца князем, за что достомол Сарой разбил ей губу, стражники заржали, а властелин Дараган сказал, что в девять лет пора бы уже научиться следить за языком.

Месфир сжал кинжал так, что пальцы побелели.

- Они за все расплатятся.

Дурак, что он сделает. Там тысячи солдат, а у них один кинжал на двоих. То есть на троих. Но она умеет только немножко из арбалета. Был бы здесь арбалет... Может, она бы и убила парочку сафаршей. Может, даже самого Дарагана. Всадила бы в самое сердце!

- Успокойся, - сказал Амьян Месфиру. - Потом.

Хотя если бы она не была некняжной, ее саму бы убили там со всеми. А может, и нет. Если бы она была простой девочкой, ее бы не держали в плену и отпустили. Лучше бы она была простой девочкой.

- А что за нечистый жрец? - спросил Амьян. - О ком ты говоришь?

- Я не знаю его имени. Но он верный слуга Дарагана. Даже более верный, чем многие. Делает все, что ему прикажут.

- Оживление мертвецов - редкое искусство, - произнес Месфир. - Лет пятнадцать назад жил один такой в Салире. Тоже вот трупов поднимал. К нему очередь стояла - и знатные, и простые. Приносили детей, матерей, отцов, даже собак. Он недорого брал - пять динар с каждого. Никому не отказывал. В двадцать лет он выглядел на тридцать, а в двадцать пять - на сорок пять. Не дожил и до тридцати.

Ками опустила голову. Слезы засохли на щеках.

- А еще этот нечистый добивал раненых, - тихо сказала она. - Он разрезал горло Илмару.

- Дарагану недолго править осталось, - заявил Амьян. - Его народ бунтует. Людей не пугают даже расправы. Вдоль дорог, с обеих сторон, через каждые сто шагов мы видели...

- Беженцев, - перебил Месфир. - Мы видели беженцев. Люди голодают и идут за лучшей долей.

Голодают... Желудок был противно пуст. Обед почему-то так и не принесли. Хотя бы вареную репу.

В дверь постучали.

- Пора, - сказал Месфир. - Милая, не переживай. Через три месяца будешь висеть на шее отца и воровать с кухни пирожки.

Дверь захлопнулась.

- Передайте, что я его люблю, - сказала пустоте Ками.

Остаток дня она проплакала.

7

На двенадцатый день Элдену разрешили выходить из каморки и гулять в пределах замка. Элден сначала воодушевился, четыре стены и застойный воздух ему опостылели и сделали голову свинцовой болванкой. Он прошелся по Маршевой дороге от казарм до ворот Преклонения - парадного въезда в серокаменное сердце Сафарраша. По пути заходил в кузню, пекарню и на конюшню, где в стойлах фыркали тощие лошади для слуг и градских вестников. Кони покрепче, боевые и для вестников по всей Ишири, охранялись несколькими постами стражи, и попасть туда оказалось невозможным. Впрочем, и там, куда его пустили, нечистому жрецу не были рады.