Когда его царственный гость удалился, Крин еще некоторое время стоял в полутемной комнате в одиночестве.
Ранние сумерки смягчали безжалостную белизну дворцовых мостовых. Горы маячили на горизонте, точно грозные тучи.
Снег слепил глаза Амрека. Сойдя с колесницы, он споткнулся и словно повис над зияющей чернотой, но один из гвардейцев вовремя подхватил его под локоть.
По комнате, где уже зажгли лампы, к нему направлялась женщина, шурша юбками из мерцающей парчи. Вздрогнув, он вышел из оцепенения и увидел свою мать, Вал-Малу.
Он оттолкнул поддерживающего его локоть солдата и метнул сердитый взгляд на ее белое накрашенное лицо. До чего же она была все еще красива, его мать. Стали бы ее объятия утешением для него, раскрывай она их ему хотя бы на миг, когда Катаос, Орн и прочие покидали их?
— А, мадам. Я вижу, вы уже слышали.
— Да, я все слышала. Я слышала, что эти желтоволосые равнинные крысы с позором выгнали вас со своих навозных куч. Я слышала, что вы, как простой крестьянин, скакали через всю страну, а после этого на брюхе поползли к Крину. Хорошенького же сына я произвела на свет! Должно быть, повитухи во время родов повернули меня так, что я легла вам на голову и передавила ваши мозги!
Он смотрел на полыхающие в ее волосах и ушах алмазы. От их нестерпимого блеска у него закружилась голова, к горлу подступила тошнота.
— Вы рассказываете мне, что слышали все эти вещи, мадам, и при этом ни разу не слышали, что бывает с женщинами с такими белыми лицами. Чтобы на вас больше не было этих белил, когда я в следующий раз увижу вас, мадам.
— Ты так убежден в моей послушности, Амрек. Я же все-таки твоя мать, — сказала она сочащимся ядовитым медом голосом.
— А я, мадам, ваш король, сколь бы сильно вас это ни печалило. Если мне взбредет в голову, я могу отправить вас на костер за ваше распутство.
На миг на ее лице отразился страх. Горькое ликование разлилось по его венам, точно ядовитое, но бодрящее зелье.
Но она все же оставила последнее слово за собой.
— Нет, Амрек. Это все твоя болезнь. Ты с кем-то меня путаешь.
В черных развалинах на Равнинах, не умолкая, звенели наковальни, и наспех сооруженные кузницы окрашивали ночные облака багрянцем. В переплавку шли чугунные котелки, медные чаши, любое завалявшееся в деревнях железо, даже дверные засовы; туда же отправились латы, снятые с тел убитых драконов, всех восьми сотен человек, погибших за один-единственный час. В пустых домах росли штабеля новых мечей — а также щитов и металлических пластин для защиты груди, спины и рук.
Все это время снег, их молчаливый союзник, падал и падал в чашу Равнин.
В первые снежные дни из города выехали шесть человек. Трое из них отправились на северо-восток, в Ланн.
День за днем они ехали по Равнинам. Снег сильно затруднял передвижение, но полностью невозможным все же не делал. Два желтоволосых спутника стоически переносили все трудности. Яннул Ланнец, доведенный до белого каления их молчаливостью, бранился и распевал песни. В целом он чувствовал себя не так уж плохо, если бы еще не нервничал, как мальчишка, собирающийся к своей первой женщине, возвращаясь на родину со столь своеобразным поручением.
Когда они проезжали маленькую страну Элир, снег валил густыми хлопьями. За несколько миль они проехали пять или шесть темных башен — наблюдательных пунктов астрологов — на вершине каждой из которых горел одинокий тусклый огонек.
Путь через Элир занял не слишком много времени. Перед рассветом, на границе с Ланом, Яннул увидел двух волков, терзающих только что убитую добычу. Почуяв путников, они подняли окровавленные морды, сочащиеся дымящейся слюной, сверкая красными угольками глаз. В сознании Яннула трепыхнулась неприятная мысль о дурном предзнаменовании.
Король оказался очень молоденьким, совсем мальчиком. Он держал на коленях Утеныша калинкса, с серьезным видом слушая Яннула, а рядом с ним сидела его сестра-жена, слушавшая с такой же внимательностью. На самом деле, Яннул говорил не для них, а для королевских советников, стоявших за костяным креслом, играя кусочками кварца.
Тем не менее, когда он закончил, они дождались, пока не выскажется мальчик.
— Ты — Ланнец, — сказал юный монарх высоким мальчишеским голосом, — но сражаешься на стороне короля Равнин. Почему так вышло?
— Человек, пославший меня, король, привлек меня на свою сторону.
— Как? Посулив награду?
Яннул криво улыбнулся, видя, что этот мальчишка умен не по годам.
— Нет, мой король. Его дело правое, как я объяснил вам. Кроме того, он был моим другом.
— Был?
— Теперь он король, как и вы. Это затрудняет дружбу.
Мальчик кивнул. Что-что, а это он явно уже успел уяснить. Потом сдержанным, но заинтересованным тоном попросил:
— А та, другая страна… расскажи нам о ней, Яннул.
Потом, когда его советники удалились, чтобы обсудить свой курс, мальчик завел с Яннулом серьезный разговор, а маленькая королева безмятежно улыбалась. Сердце Яннула переполняла странная гордость за них обоих. Когда он будет стариком, да если даже и не доживет до старости, эта пара, повзрослев, будет мудро править Ланном.