Солнце нырнуло в воду, затуманенную сумерками. Примерно через час после заката он ощутил, как то почти неуловимое присутствие в его сознании вдруг колыхнулось и угасло. На этот раз он не ощутил насилия, как было с беловолосой девушкой; это была тихая, безмятежная смерть — черный сон принял ее в свои ласковые объятия, из которых ей уже не было пути назад. Но она оставила его опустошенным.
И именно это он и чувствовал — не боль, не горе и не желание плакать. Одну лишь пустоту. Казалось, будто, покинув его, она забрала с собой его душу.
Наступил рассвет, который они встретили уже в Лоте. Он сошел с корабля, но идти ему больше было некуда.
За гаванью раскинулся вонючий рыбный базар и переплетение вымощенных булыжником уличонок, скользких от масла; с другой стороны к городу подступали пышные джунгли и черная патока болота.
Ральднор все утро просидел в душной хижине, где продавали вино и мясо. Повсюду шныряли сопливые ребятишки, а за соседним столом расположились два солдата-закорианца, мрачно задумавшиеся над своими кружками.
В полдень он присоединился к каравану оттского купца. Он шел в Ханассор, столицу, и там было так шумно, что на некоторое время пустота, образовавшаяся внутри него, стала не такой пронзительной. Он боялся отпустить их, снова остаться во влажной тишине города наедине со своей утратой.
Они шли по неровной лесной дороге, своим гомоном вспугивая тучи птиц, поднимавших оглушительный щебет.
Через три дня они добрались до мостов и гатей, проложенных через болото. В воздухе висел омерзительный запах, от которого яркие краски джунглей меркли и расплывались у него перед глазами.
Болотная лихорадка вцепилась в него мертвой хваткой. К тому времени, когда они добрались до Йилы, ему стало так худо, что он уже не чаял остаться в живых.
Он лежал в темной жаркой комнатушке на постоялом дворе, и кто-то из оттцев или йланцев привел к нему врача, видимо, опасаясь чумы. Это был дурно пахнущий костлявый старик, одетый в шкуру какого-то животного, вероятно, какой-нибудь странствующий праведник, но глаза и зубы у него были одинаково острыми и блестящими. Он оглядел Ральднора и сказал:
— Ты болен совсем недавно. Говорю тебе, на плече у тебя сидит бог смерти, и ты должен стряхнуть его.
—
Ему снился пещерный храм в окрестностях Корамвиса, но стоявшая там статуя была не Анакир, но Астарис, вся из золота и рубинов, с холодными неподвижными глазами.
Утром лихорадка отпустила его.
Оттский караван тоже ушел, не дожидаясь его выздоровления. Он оказался заперт в клетке своего отчаяния.
Он бродил по явно переживавшему не лучшие свои времена городку, заходя в омерзительного вида таверны со стенами цвета желтой блевотины и справляясь о торговцах, уезжающих в любом направлении. Но вся его деятельность была деятельностью лунатика, а его беспрестанные поиски не имели никакого смысла.
В полдень, выбившись из сил, он, точно старик, присел на каменную скамью на площади и принялся наблюдать за йланцами. Вскоре площадь опустела, и остались лишь белая жара, черные тени да унылые крики птиц, доносящиеся из осаждающих город джунглей. Потом появилась высокая фигура, идущая легким неторопливым шагом и насвистывающая.
Ральднор окинул его взглядом — загорелый до черноты мужчина с длинными, до плеч, черными волосами — безо всякого интереса. Еще несколько шагов, и тот резко остановился.
— Во имя всех богов и богинь…
Ральднор взглянул ему в лицо.
— Ральднор! — ухмыльнулся незнакомец, показав белые, как соляные кристаллы, зубы.
— Прошу прощения, — настороженно сказал Ральднор, — похоже, вы меня знаете, но я…
— Яннул Ланнец. Мы служили вместе, ты и я, у этого желтого лиса, Катаоса эм Элисаара. Ну вот, я вижу, теперь ты меня узнал. А ты, должно быть, тот самый заболевший путешественник, который пришел сюда с оттским караваном. У тебя такой вид, как будто богини вытащили тебя из печи прежде, чем ты успел допечься. Все еще служишь Амреку?
Ральднор закрыл глаза и еле заметно улыбнулся.
— Пожалуй, нет.
— Ну, к нам сюда новости из Дорфара почти не доходят… Думаю, ты не откажешься от кружечки черного пива. Идем со мной. Я знаю одну неплохую таверну тут неподалеку…
Ральднор открыл глаза и уперся в него тяжелым взглядом.
— Зачем тебе мое общество, Яннул из Ланна? Из-за меня Ригон сломал тебе руку в Абиссе.
— Как видишь, — ухмыльнулся Яннул, — ему это не слишком удалось. Я выздоровел. Кроме того, ты сполна отплатил ему за меня, как я слышал. В тавернах Абиссы только об этом и болтали.
— О том, что я перешел на службу к Амреку, ты тоже в тавернах услышал?
— А где же еще? Забавная вышла шутка, хотя сомневаюсь, чтобы Катаос оценил ее по достоинству.