Здесь почивших Правителей хоронили так, как с незапамятных времен было принято предавать земле висских королей. В просторных резных ящиках хранили их кости, поверх которых кучами были навалены серебряные кубки и бронзовые мечи, а повсюду вокруг в застывших позах стояли их воины, ссохшиеся в своих латах в черные мощи со стеклянными кристаллами, поблескивающими в пустых глазницах. В воздухе висели пыль и тяжелый запах древних бальзамических смол.
Но в дальнем конце галереи горел светильник, а на ложе сидел Хмар, поджидая ее. За спиной у него виднелась шеренга из десяти женщин с золотом на шеях и пальцах и фиолетовыми камнями в волосах. Астарис в один миг поняла сразу три вещи. Эти женщины были живы, но не шевелились и не шевельнутся никогда в будущем, и ей предстояло стать одной из них.
— Я вижу, ты понимаешь, — сказал ей Хмар. Он поднялся и подошел к ней, и в руке у него была золотая чаша. — Тебе предстоит стать даром моей матери. Я надел на тебя ее золото и камни, а теперь ты станешь такой же неподвижной, как она. Она преследует меня в темноте. Я разгневал ее. Но она все равно любит меня, моя матушка Анак. Любовь и страх. Вот, возьми чашу. Выпей. Это яд из джунглей, но он не причинит тебе боли. Живая смерть. И она принесет тебе бессмертие. У тебя нет выбора.
Когда она, улыбнувшись ему, протянула недрогнувшую руку за чашей, он побледнел. Она снова напомнила ему о той, другой женщине, которую он знал много лет назад и которую звали Ашне’е.
Астарис осушила чашу. Все еще улыбаясь, она спросила его:
— Сколько мне ждать?
— Недолго, — сказал он.
И это была правда. Она уже ощущала, как прохладная жидкость разливается по ее телу, а через некоторое время перестала моргать.
Теперь я стану той, кем всегда была на самом деле, подумалось ей.
Потом он подхватил ее неподвижное тело и устроил его на ложе; оно все еще было вполне податливым для его целей. Она откуда-то издалека наблюдала за его исступленным экстазом. Он опоил ее не для этого, и она ничего не чувствовала. Когда он закончил, то поставил ее у ложа, будто куклу, сложив ее руки точно так же, как и у всех остальных. Похоже, он говорил что-то, но она больше его не слышала, а скоро перестали видеть и его широко раскрытые глаза.
Она засыпала, она уже почти погрузилась в черный сон, который он подарил ей. Она думала:
Внезапно на нее нахлынула волна черноты и унесла ее с собой.
Ночью, как случалось очень часто, за ним пришла Анак. Он слышал сухой шелест ее чешуй, похожий на шорох мертвых листьев на полу. Белая луна ее лица озаряла подножие его кровати. На голове у нее шипели змеи, и он увидел, как ее змеиные зубы полыхнули неумолимым огнем.
Он закричал, призывая Паньюму, и проснулся.
Женщина держала его в своих смуглых объятиях, называя по имени, но сначала он даже не узнал его мертвую шелуху.
15
Всю ночь напролет слышался негромкий плеск воды под веслами. Ему он казался звуком смерти.
Они плыли на узенькой плоскодонке, везущей в Закорис нефть и железо. Ральднор, как и все случайные ее пассажиры, спал под брезентовым навесом на палубе.
Из Дорфара до закорианской части Лота он добрался за сутки, и все эти сутки он был полон лихорадочной надежды, он не прекращал поиска, потому что тогда еще знал, что она жива, и слышал невероятные истории, бродившие по Корамвису. Астарис не приняла яд. Могущественные друзья помогли ей бежать, а куда еще она могла отправиться, если не в Таддру, которая так часто скрывала людей и их прошлое? Да и сам Ральднор нуждался в убежище.
Крин финансировал его путешествие по тайным тропам Дорфара и из Дорфара в относительную безопасность, на запад. Из Закориса ему предстояло перебраться в Таддру, перейдя горный кряж. Его долги перед Крином были неисчислимы. Он собирался расплатиться с ним, когда сможет — и если только сможет. Но ему дали понять, что от него не ждут ни возврата долгов, ни чувства обязанности.
Что же касается того, что он потерял — мифическую корону, власть, о которой он прежде не мог даже и мечтать — после того, как схлынула первая волна смятения, все это показалось ничтожным рядом с мучительной, не дающей ему покоя потребностью найти Астарис.