Повелитель и пешка

Хорт прикинул расстояние до входа в замок, но потом решил, что бегать не станет. Пропади все пропадом. Все-таки и у него есть гордость.

– Не стой на краю. Сорвешься, – сказал кошмарный колдун, повернулся и ушел. Просто ушел, и все.

На минуту Обру стало очень горько. О нем-то заботиться, свежие раны лечить, за прегрешения отчитывать никто не станет.

Из чистого упрямства, чтоб доказать, что ему на все наплевать, он уселся на самом краю. Одолев накативший страх, свесил ноги в пропасть. Надо было подумать.

Глава 15

«Помирает твоя жена!» Глупости какие. Не может она помереть. И нету за ним никакой вины. Замуж он ее силком тащил? Не тащил. Еду и кров добывал? Добывал. От всяких там Федоров защищал? Защищал. Пряник даже однажды принес. Со дна Лодейной Могилы дурочку спас. Все по-честному.

А память между тем подсовывала ему запыхавшееся существо в перепачканной юбке под виселицей в Малых Солях. Отнятое и брошенное в воду колечко. Вопли Костылихи и град отбросов на торгу в Городище. Одинокую фигурку, скорчившуюся в лесу у потухающего костра. Жалобное «давай уедем» и крик: «Теперь большая кровь будет!» – повисший над соснами Повенецкого бора.

Обр затряс головой. Нет, это уже не Нюська была. Померещилось. А если б не померещилось, воротился бы к господину Стрепету покорной, готовой к услугам пешкой. А потом вся жизнь на Доске. Только короткая жизнь. Потому что началась бы война, а на войне пешки долго не живут. Даже то немногое, что Обр пытался делать для глупой девчонки, спасало ему жизнь. Увел ее из Городища на неделю раньше – не попался Раду и его людям. Отправился искать ее по трущобам – не попался патрулям, которыми были полны дороги. Захотел подарить котеночка – не остался на воеводином крыльце, сумел снова избежать смерти. Помнится, проклятый Повелитель тоже так думал.

Выходит, прав белобрысый Ивар – жизнь за жизнь.

А сама-то Нюська знает, что скоро умрет? Сказали они ей или нет? Как теперь глядеть-то на нее? Как с ней говорить?

Нет, наврал, наврал проклятый травник. Нарочно наврал, чтобы Обр помучился.

* * *

И верно, наврал. Нюська сидела на постели прямо, уютно подобрав под себя ноги, с мечтательной улыбкой слушала рыжую. Рыжая, напротив, была расстроена и сердита.

– Сначала поединки, – говорила она, – конных не будет в этом году. Липка распорядился, чтоб лошадей не калечить. Боевых коней осталось мало, их поберечь надо. Зато пешие будут. А потом танцы до самой ночи. А кроме качелей, карусель большую обещали поставить. С музыкой. В кои-то веки, в первый раз после войны гулянье с ярмаркой. Я уже сто лет не танцевала. – Помолчала и, шмыгнув носом, добавила: – Не танцевала и не буду.

– А ты разве не пойдешь? – удивилась Нюська.

– ОН не позволяет.

Слово «он» вышло у рыжей громадным и безнадежным, как крепостная стена.

– Почему?

– Говорит – опасно. Народу много, времена неспокойные. Когда они были спокойные, времена-то эти? Я ему говорю – тогда уж лучше сразу заприте. А он на полном серьезе – хорошая мысль. Только покои надо подобрать поудобней.

– Он тебя любит, – вздохнула Нюська.

Но рыжая в ответ только рукой махнула.

– Ага! Лю-убит. Как родную дочь. Вот увидишь, он мне еще петушка сахарного принесет. В утешение.

– Не хочешь леденчик? Орехи в меду больше нравятся?

– Да ну тебя!

– А я бы тоже хотела на гуляние. Не потанцевать, так хоть поглядеть.

И ручки сложила. Все жилки наперечет видно. И синяя тень под глазами будто с каждым днем все больше. А вдруг не соврал травник?

– Ну хочешь, я тебя туда на руках отнесу? – через силу выговорил Обр. – Далеко это?

– Вообще-то да, – вдруг оживилась печальная рыжая, – но не очень. А ты правда хочешь?

– Ага, – легко согласилась Нюська и потянула к себе рамку с пяльцами, – там, небось, весна, солнышко, музыка играет.

– Так это же совсем другое дело! – обрадовалась рыжая. – Тебя велено развлекать? Велено. Вот вместе и развлечемся. Опять же, Варка петь будет. Он теперь людям редко поет.

– А кому часто? – заинтересовался Обр.

– Да все больше птицам и облакам. Но нынче уговорили. Фамочка такая. Она умеет.

– Лютней по башке?

– Не без этого, – засмеялась рыжая. – Так что, правда на руках ее понесешь?

– Да.

– Ладно. Ты хоть рожу умой. А мы с Нюськой оденемся попроще. Надо в толпе держаться, чтоб не заметили. Кстати, кто тебе нос расквасил?

– Споткнулся, упал.

– Угу. На чей кулак упал, конечно, не скажешь. Ладно, и так все ясно. Иди сюда, я тебе облегчение сделаю.

– А ты умеешь? – не поверил Обр.

– А чего тут уметь-то? Дело нехитрое. Сейчас будешь опять красивый и милый.

– Гм. Сроду милым не был.

* * *

Рыжая все сделала быстро: и разбитую физиономию Обра в порядок привела, и одежду раздобыла подходящую для посещения ярмарки. Через пять минут они уже стояли внизу, у камина. Девицы в широких отделанных тесьмой юбках, в вышитых крестом рубахах, в деревенских платочках. Рыжие кудри пытались сопротивляться, но были безжалостно упрятаны под плотную ткань, а платок завязан как у замужней бабы, с концами, лихо торчащими вверх. Жданка надеялась, что так ее не узнают хотя бы издали.