Повелитель майя

Взгляд Гонсало скользнул вниз – на исхудавшие грудь и руки трупа, выглядывавшие из-под выцветшей рубашки. Кожа Мартина висела подобно савану. Гонсало прикоснулся к руке мертвеца. Его плоть до сих пор была довольно твердой: в тонких венах еще не остыла кровь. Пальцы Гонсало сжались вокруг безжизненной конечности, и он почувствовал, что его зубы тоже сжимаются под действием какого-то странного инстинкта, вынырнувшего из его угасающего сознания.

– Гонсало, – позвал боцман.

Вздрогнув, Гонсало поднял взгляд и медленно разжал пальцы, державшие руку трупа.

– Да, Рамиро, давай это сделаем.

Наклонившись над мертвецом, он ухватился за его руки.

– Минуту! Вам нужно подождать, – раздался еще один голос – тихий, но настойчивый. – Мы не можем допустить, чтобы он покинул нас подобным образом.

Молодой священник-доминиканец в белом одеянии с капюшоном, которое на спине было изорвано в клочья, медленно приближался к ним, обходя руки и ноги людей, лежавших на дне шлюпки. Он был худым, но не хилым, и его взгляд был удивительно решительным для человека со столь сдержанными манерами.

– Послушайте, святой отец!.. – Голос Гонсало стал резким, и в нем появились сердитые нотки. Заметив это, он заставил себя говорить спокойнее: – Вы знаете, что это необходимо сделать.

– Да, конечно. Но вы должны подождать, – спокойно ответил священник. – Как и в предыдущих случаях.

Мускулистый солдат молча глядел на молодого священника; тот, подняв руку над Мартином, заговорил тихим голосом. Стараясь не раздражать окружающих своей маленькой победой, отец Эронимо Агилар положил мягкие пальцы на лоб покойника и, закрыв его невидящие глаза, пробормотал:

– In nomine Patris et Filii et Spiritus Sancti[2]. Ступай с Богом. – Священник медленно поднял взгляд на почти бесстрастное лицо солдата, стоявшего рядом с ним. – Вот теперь можно, – сказал он.

Двенадцать пар глаз смотрели на то, как в мерцающем свете палящего солнца двое мужчин поднимают тяжелое тело и бросают его за борт. Медленно – очень медленно – труп поплыл прочь. Гонсало невольно подумал о том, что было бы лучше, если бы тело Мартина было более худощавым, а сапоги – более тяжелыми. Однако больше всего он желал, чтобы течение было более быстрым.

Гонсало прислонился спиной к борту шлюпки; священник сел рядом с ним и осторожно положил руку ему на плечо. Солдат проигнорировал этот жест. Не поднимая глаз, он заговорил, обращаясь к самому себе, солнцу и окружавшей их воде.

– Ну и шлюпка… – тихонько засмеялся Гонсало. – Повесить бы того, кто снаряжал наше судно. Три весла, два из которых треснули. Тряпка вместо паруса. И никакой еды – даже гнилого сухаря.

Эронимо убрал руку.

– Тут уж ничего не поделаешь, а потому нам следует верить, что Господь нас не оставит. Мы не должны терять надежду.

Гонсало наконец повернул голову к собеседнику.

– Если Господь так уж милосерден, почему тогда Он надоумил Бальбоа отправить нас в эту экспедицию? – Солдат подождал пару секунд, как будто рассчитывал получить ответ (на самом деле он на это не надеялся), а затем сам ответил на свой вопрос: – Политика. Политика и смерть. Они присутствуют во всем, что нас окружает. Вы думаете, что служите одному лишь Господу? Вы новичок в этих краях и не видели того, что видел я.

– Вы имеете в виду сражение… с индейцами возле Дарьена. Туземцы не правы, противясь Слову Божию. Их душам грозит большая опасность. Я знаю, что имели место некоторые злоупотребления, но они вскоре прекратятся. Мы находимся здесь для того, чтобы спасти души туземцев.

Гонсало вновь засмеялся, и неприятное ощущение сухости у него во рту усилилось. Его забавлял этот наивный молодой священник и его благочестивые слова. А еще – ужасная ситуация, в которой все они оказались.

– Да, святой отец, думаю, у всех нас есть причины, по которым мы оказались в этом Богом забытом месте. Вы охотитесь за многочисленными душами, которые нужно спасти. Я же – лишь за золотом, которое смогу утащить с собой.

В тихом голосе священника послышалось едва заметное раздражение:

– Мы способны дать туземцам гораздо больше, чем забрать. Нам нельзя оставлять их в темноте, с языческими идолами и чудовищными ритуалами. Мы можем показать им, что такое христианская любовь…

– Давайте побережем наши христианские силы, святой отец. Если будет на то воля Божья, они нам еще понадобятся.

Гонсало отвернулся. Эронимо смотрел на него пару секунд, а затем запустил руку в карман своего одеяния и, вытащив оттуда маленький молитвенник в кожаном переплете, открыл его на нужной странице. Священник читал его каждый день, находя умиротворение и силу в написанных в там словах и постоянных молитвах. Это была единственная ниточка, которая связывала его с приятными воспоминаниями об обучении в монастыре.

* * *