Повелитель молний

— Теперь дело ясно, — сказал он. — Я, впрочем, был в этом почти уверен. Йодин, как я его называю, или йод, как предпочитает называть его Гей-Люссак, — не сложное, а простое вещество. Иначе он разложился бы под действием тока. Это элемент, новый элемент, который мне удалось открыть.

Следующие дни Дэви не ездил кататься с леди Джен, он сидел и писал доклад. Потом Фарадей его переписывал. 13 декабря Дэви передал непременному секретарю Французской Академии наук Кювье письмо с коротким сообщением о своем открытии. Подробный доклад он готовил и для Лондонского королевского общества.

Почти в то же самое время Гей-Люссак напечатал свою работу об йоде, придя к тому же заключению, что и Дэви. Он утверждал, что йод — элемент и что в соединении с водородом он дает йодисто-водородную кислоту.

Французы и англичане держатся различного мнения о том, кто первый доказал, что йод представляет собой элемент, — Дэви или Гей-Люссак. Этот спор о первенстве волновал и Фарадея, который впервые принимал деятельное участие в химическом открытии. Что касается Дэви, то он торжествовал вдвойне.

— Если йод дает кислоту в соединении с одним водородом, без наличия кислорода, как признает и Гей-Люссак, то с теорией Лавуазье о непременном присутствии кислорода в составе всякой кислоты надо навсегда покончить, — говорил он французским химикам. — И вы, французы, должны будете, наконец, признать мое утверждение, что и хлор, подобно йоду, — простое тело, образующее соляную кислоту при соединении с водородом.

Действительно, открытием йода старый спор о хлоре был решен окончательно: Гей-Люссак признал, что в вопросе о хлоре Дэви был прав.

Французские ученые устроили торжественный обед в честь Лондонского королевского общества, и Дэви, разумеется, был героем этого обеда…

— Хотите видеть Наполеона? — сказал он Фарадею утром 18 декабря, просматривая поданную газету.

— Очень хочу, — отвечал молодой человек.

— Ну, так отправляйтесь к двенадцати часам к саду Тюильри. Наполеон сегодня посетит сенат. Будет торжественная церемония.

Погода была прескверная. Не то дождь, не то снег сыпался с неба. Тем не менее толпа зевак собралась смотреть на парад, и Майкл Фарадей в двенадцать часов едва мог найти место на ступеньках террасы Тюильрийского дворца.

Когда звуки трубы возвестили о приближении процессии, показался отряд императорской гвардии, а за ним экипаж самого императора. Наполеон сидел один в углу роскошной коляски, закутавшись в горностаевую мантию. Большой плюмаж из перьев, намокший от дождя, спускался с бархатной шляпы и заслонял лицо императора.

Майкл возвращался из Тюильри довольный. Он радовался, как дитя, мысли о том, что по возвращении домой сможет сказать своим друзьям! «Я своими глазами видел Наполеона».

ГЛАВА ТРЕТЬЯ,

без которой читатель ничего не узнал бы о любопытных опытах с алмазом в Академии дель Чименто, а также был бы лишен возможности увидеть величественную картину огнедышащей горы

лорентийская Академия дель Чименто пользовалась некогда громкой славой в Европе. Она хранила у себя наследство великого Галилея — его рукописи и инструменты. Знаменитый ученик Галилея физик Торичелли постигал здесь законы воздушного давления и изобрел ртутный барометр. Академия опубликовала его труды в большом томе, которым она очень гордилась. Но вместе с тем сей солидный труд стал как бы надгробной плитой Академии дель Чименто. После Торичелли научная работа здесь замерла. Вот уже целое столетие великолепный музей естествознания, открытый тосканским герцогом Леопольдом, оставался собранием памятников славного прошлого академии и замечательных физических приборов.

За пять лет до путешествия Дэви Флоренцию посетил Гей-Люссак. Он спросил директора музея Фаброччи:

— Как велико у вас наклонение[9] магнитной стрелки?

— Не могу вам сказать, — отвечал директор. — У нас есть нужные инструменты в физическом кабинете великого герцога, но они не употребляются, потому как мы опасаемся испортить их лак и полировку.

Этим простодушным ответом ученый муж прославился на всю Европу. Дэви слышал про этот случай в Париже и, улыбаясь привычной иронической улыбкой, рассказал о нем Фарадею, когда они в сияющий день 21 марта 1814 года шли пешком по прекрасной Флоренции, направляясь в музей Академии дель Чименто.

Перед именем Дэви широко открывались дзери всех научных учреждений Европы. Знаменитого английского ученого встретил сам президент академии. Сначала он повел гостей в библиотеку, а потом — в огромный благоухающий сад.

— Вы увидите здесь представителей почти всей тосканской флоры, — величественно сказал президент. — Сейчас цветут померанцы, каштаны и миндаль.

Белые цветы померанца и маленькие деревца миндаля, одетые розовым цветом, были очень красивы. Дэви похвалил сад и попросил провести его в музей. Здесь гостей сразу повели к самым знаменитым экспонатам.