Губернатор, довольный произведённым впечатлением, положил торговцу руку на плечо и благодушно сказал:
— Это всё, чем я могу помочь вам в предстоящем походе, друг мой, кроме молитвы за его доброе завершение. Но что теперь значат мои молитвы, когда вас отныне будет защищать Святой Антоний?
Молодой человек почувствовал, как к лицу прилила кровь, но, пока он подыскивал ответные слова, граф протянул руку для поцелуя. Анри с горячей благодарностью в сердце, приложился к губернаторскому перстню и быстрым шагом вышел из залы.
Глава 37
Покинув дворец губернатора, Анри направился к дону Себастьяну, ожидавшему его вместе с солдатами неподалёку от входа. В руках Самуэля был кувшин с вином, подаренный гранду сеньором Альваресом. Свою флягу с двумя кортадийо ароматного крепкого хереса Анри заткнул за пояс.
— Ну что, капитан, вы не передумали сопроводить меня к сеньору Хакобу? — спросил он, приблизившись.
— Нет, адмирал. Но, с вашего позволения, я сначала отправлю Самуэля доставить в мою комнату в трактире подарок губернатора.
— Отправляйте, — ответил Анри и, отпустив оставшихся пехотинцев, поинтересовался у дона Себастьяна, что он думает о новом коррехидоре.
— Я не удостоился чести беседовать с сеньором Диего, а судить о нём лишь по обмену любезностями во время знакомства не берусь, — пожал плечами аристократ. — Однако, судя по вашему вопросу, позволю себе предположить, что у вас коррехидор симпатии не вызвал.
— Вы правы, Себастьян. Первое моё впечатление не в пользу сеньора коррехидора, — задумчиво покачал головой Анри. — Как правы и в том, что нескольких фраз, которыми мы с ним обменялись, недостаточно для окончательного мнения. А что вы можете сказать о значимости его рода? Меня удивила его самоуверенность при разговоре с графом.
Дон Себастьян задумался.
— Я покинул Мадрид более двух лет назад и понятия не имею, кто сейчас обласкан при дворе, да и ранее я этим не очень интересовался. Но семейства Карденас-и-Гусман не только значимы и богаты, но и весьма многочислены. К тому же, насколько я помню «Нобилиарий[148]
», среди Карденасов был дон Диего Сапата де Карденас, маркиз де Санта-Флоро, который, насколько мне известно, был в начале сороковых годов генерал-капитаном Юкатана.— Я думал, вы не интересовались историей колоний, — вспомнив, как при одном из разговоров Себастьян возмутился тем, что от него ожидают знания законов для Индий, подивился Анри.
— Вы объединили два понятия, — назидательно начал аристократ. — Меня не интересовала жизнь в колониях, но, как дворянин, я обязан знать историю своей страны и своего рода, что почти одно и то же. А как человек, готовившийся принять послушание, я изучал и деяния Церкви. Приобщение дикарей Новой Испании к истинной вере стоит не на последнем месте среди заслуг служителей божьих. Как-то я натолкнулся на записки падре Амбросио де Фигероа, в которых он рассказывал о своих попытках облагоразумить майя, восставших против жадности и жестокости маркиза.
— В таком случае нам остаётся надеяться, что сеньор Диего, принимая должность коррехидора Северного Гондураса, ознакомился с ошибками своего родственника и поучился благоразумию церкви, стремящейся решать конфликты мирным путём.
— Затрудняюсь сказать, насколько близки родственные связи между маркизом де Санта-Флоро и нашим новым коррехидором, но точно знаю, что усилия падре Амбросио оказались тщетны. Кстати, разбирая причины своей неудачи, он упоминал труд падре Диего Лопеса де Когольюдо, в котором тот упоминает восстание алькальдов Юкатана против дона Диего, предшествовавшее мятежу майя и вызванное теми же причинами, что побудили индейцев сжечь свои деревни и уйти в джунгли. По его мнению, если бы Мадрид тогда принял более жёсткие меры, чем небольшой штраф и порицание, то бунта майя бы не было.
— Похоже, в Совете Индий родственные связи имеют большее значение, чем справедливость и благополучие Испании, — с нескрываемой грустью сказал Анри, думая о том, каких бед может натворить сеньор Диего, если пойдёт по стопам дона Диего.
— Это беда не только этого совета, она присуща всем администрациям. Неужели вы думаете, друг мой, что у нашего губернатора при распределении асьенд и энкомьенд будет привилегирован достойный житель Белиза, если против него окажется, скажем, зять сеньора Альвареса? — дон Себастьян многозначительно посмотрел на Анри.
— Оставим эту стезю бесплодных рассуждений, капитан, — отмахнулся тот, чувствуя, как внутри нарастает раздражение. На миг лицо друга затмил облик контессы Исабель, прекрасные глаза которой были наполнены мольбой и печалью. Затем его сменил многозначительно усмехнувшийся губернатор. «Нет! — мысленно крикнул Анри, отгоняя наваждение. — Я желал любви, а не выгоды. Это Господь испытывает меня, проверяя мою искренность и чистоту намерений. Будь брак с сеньоритой Исабель волей божьей, он бы изъявил её, пробудив в моей душе чувства к контессе. Я не поддамся на искушения, Господи! Я буду твёрд, чего бы мне это ни стоило!».